Один из агентов оперативной группы из восьми человек позвонил в дверь квартиры, но никто не ответил. Миллер наблюдал за всей сценой с лестницы: двое полицейских с одного удара выбили дверь, и она распахнулась, будто замок был сделан из сливочного масла. Пятеро агентов вбежали в квартиру и быстро осмотрели все комнаты. В каждой пустой комнате они выкрикивали: «Чисто!» Везде стояла подозрительная тишина. Миллер и двое детективов из отдела убийств зашли вслед за агентами и взглядом окинули обстановку. Везде царил порядок, но в каждом уголке можно было заметить какие-нибудь религиозные символы: картины, кресты, образы Христа и Девы Марии. Квартира была обставлена мебелью красного дерева. В маленькой комнатке у входа они увидели стеллажи, заполненные видеокассетами. Миллер подошел к полкам, чтобы разглядеть их поближе. Кассеты стояли в коробках из-под блокбастеров, но когда он достал одну из них, то понял, что это вовсе не фильм и на кассете нет ни одной наклейки, по которой можно определить, что на ней записано. Единственная надпись – два инициала, сделанные белым маркером на одной из сторон: Д. Ф.
Вдруг два агента, затерявшиеся где-то в другой части квартиры, закричали:
– Стоять! Руки вверх!
Все полицейские побежали в комнату, где находился преподобный. Он сидел за своим столом, рядом с книжным шкафом, с надетыми наушниками, поднятыми вверх руками и недоуменным выражением лица. Он казался спокойным. Увидев за группой агентов Миллера, преподобный не спеша поднялся и улыбнулся ему. Он медленно поднес руки к наушникам и снял их.
– Агент Миллер… Мне казалось… я помог во всем, что вам было нужно. Полагаю, что у вас есть ордер на то, чтобы вот так врываться в дом… С оружием в руках. За кого вы меня принимаете? Ради всего святого, я же священник. Я служу людям.
– Дебора нам все рассказала, – ответил Бен.
– Дебора?
На секунду на лице преподобного застыло удивление, но затем он улыбнулся.
– Эта девочка… Она… Одержима мной. Вы об этом знали? Хотелось бы меня послушать, какие глупости она вам рассказала. У нее богатое воображение.
– Не притворяйтесь, преподобный.
– Что у вас есть на меня? Ее слова? И этим вы намерены обвинить меня… В чем?
– У нас есть свидетель, который подтверждает показания Деборы.
Вдруг выражение лица преподобного совершенно изменилось.
– Как вы смеете?.. Это всего лишь слова. У вас ничего нет на меня. Ничего! Разве ваши слова заслуживают большего доверия, чем… слова Господа?
– Ваши слова не происходят из уст Господа, мистер Грэхем, – сказал Миллер.
– Я преподобный. Это чудовищное оскорбление. Вы не можете задержать меня. Я забочусь о своих детях. Я ответственен за то, чтобы овцы не сбились с пути, – с серьезным лицом заявил он, поднимаясь на ноги.
Во время этого разговора сотрудники отдела убийств уже начали обыскивать ящики и шкафы на предмет вещественных доказательств. По показаниям Деборы, насилие совершалось также и в этом доме, и, если это так, должно быть что-то, что подтвердит ее слова. Агенты вошли в комнату, похожую на спальню преподобного. В ней стояла кровать, заправленная простынями и покрывалом, натянутыми до того туго, что, казалось, ткань разойдется по швам. Над кроватью на стене висело распятие из красного дерева. Стеллажи и комод были тщательно вычищены, и во всей комнате стоял легкий запах хлорки, который заставил агентов встревожиться. На улице стояла машина криминалистов: сотрудники ждали, когда преподобного задержат, чтобы войти в дом и взять образцы для поиска следов ДНК.
В тот момент, когда преподобный поднялся, телефон Миллера зазвонил. Он не хотел отвечать, но это был специальный агент Спенсер.
– Мы его взяли, – сказал Бен, подняв трубку.
– Сворачивайся, Бен.
– То есть?!
– Родители девочки забирают заявление.
– Что?! Почему?!
– Когда мы открыли дело… Родители пошли на попятную. Они не хотят, чтобы их дочь проходила через все это.
– Но…
– Они не хотят, чтобы девочка была втянута в судебный процесс.
Миллер вышел из кабинета преподобного, оставив его с агентами. Он понизил голос.
– Вы должны убедить их. Это…
– Мы пытаемся, Бен. Доктор Аткинс сейчас с ними, но… Они намерены поехать домой. Знаю, Бен, ситуация паршивая, но… Если у тебя нет на него ничего неопровержимого по делу Эллисон Эрнандес, срок светит уже нам за то, что мы продолжили арест, зная, что у нас ничего нет. Вы должны отпустить его.
– Спенсер… Этот человек…
– Здесь не о чем говорить, Бен. Уезжай оттуда. Все кончено, – сказал он и положил трубку.
Миллер опустил телефон. Все дело разваливалось у него на глазах. Бен не хотел в это верить. Он был так близко, и теперь, когда один-единственный звонок обрушил весь ход событий, Миллер почувствовал себя опустошенным. Он вернулся в кабинет с запавшими глазами, не зная, что сказать, и увидел, что преподобный ждал его за столом. Рядом стояли два агента, которые уже надели на него наручники и теперь зачитывали права.
– Отпустите его, – еле слышно прошептал Бен.
– Что? – переспросил один из полицейских, не веря своим ушам.