Я с жалостью смотрю на старую знакомую. Тебе не понять, что значит пережить Голодные Игры, Кэти. Никому не понять, кроме тех, кто лично знаком с теми ужасами, что творятся на Арене.
— Я едва успела увернуться. Но стоило мне заговорить с ней, как дочь молча ушла — не знаю, где она провела остаток ночи. Из школы возвращается мрачнее тучи — и снова поднимается к себе и закрывает дверь на ключ. Я уже сомневаюсь, учится ли она. Мои знакомые на фабрике и на рынке говорят, что она нападает на прохожих, стоит им сказать ей хоть слово. Однажды ее еле оттащили от какого-то мальчика — Этти бросилась на него с ножом. Она стала такой жестокой, я никогда раньше не замечала в ней этого. Вся семья уже боится находиться рядом с ней. Иногда я чувствую на себе ее взгляд — тяжелый, немигающий, но какой-то отрешенный, словно ее здесь нет. Она может уставиться в одну точку и оставаться в таком положении часами. Мне страшно, Хеймитч. Я уже не понимаю, чего стоит бояться — ее или за нее? Вдруг она сходит с ума? Я ничего не говорила своим родителям, чтобы не волновать их, но то, что замечаю сама, все больше и больше пугает меня. Этти повторяет, что с ней все в порядке. Но это не так, я же вижу! Она продолжает кричать по ночам — я не захожу к ней, но часто стою под дверью. Мне так хочется помочь ей, но не знаю как. В последнее время стало еще хуже. Она почти не ест и мало спит, а когда ходит — держится за стены, чуть не падает от слабости. Занавешивает зеркала, открывает окно нараспашку, садится на самый край подоконника и свешивается вниз, словно хочет упасть. Перестала приносить добычу, хотя я точно знаю, что она продолжает бегать в лес. А сегодня… Она проснулась позже обычного и сразу ушла, отказавшись от завтрака. Не взяла книги. Не появилась в Дистрикте. И не вернулась в обычное время. Я занервничала, сходила в Шлак, к нашему старому дому — иногда мне кажется, что она скучает по нему —, но не нашла ее там. Заглянула на кладбище, но не увидела даже ее следов. Я не знаю, куда она могла пойти! Не знаю, где она пропадала и пропадает все это время! А еще….
Несчастная женщина замолкает и закрывает лицо руками. Меня пробирает холод. То, что она собирается сказать, явно страшнее, чем приступы ярости и нож в постели.
— Ну, что? Говори, Кэти! — не выдержав, я снова повышаю голос.
Глубоко вздохнув, Кэтрин продолжает:
— На днях я заметила порезы у нее на руке, на запястье. Ровные, едва зажившие царапины.
— Ты думаешь …
— Хеймитч, не могла же она…? — жалобно спрашивает женщина.
Ответом ей служит удар по столу. Не сдержался.
— Какой же я идиот! У нее всегда все в порядке, что бы ни случилось и кто бы ни спросил! Я должен был понять… Сам же через это прошел! — голос срывается и я замолкаю.
— Прости, Хеймитч, я не знала, к кому обратиться! Ты ведь был ее ментором, и я подумала, что могу попросить тебя о помощи, — шепчет Кэти, не обратив внимания на мои последние слова.
— Тебе не за что извиняться, — прерываю ее я. — А вот мне стоит, наверное.
Надо спешить. Времени все меньше — или его уже нет? Подхожу к женщине, наклоняюсь к ней и тихо говорю:
— Я найду ее, Кэтрин. И сделаю все, чтобы с ней ничего не случилось. Иди домой, постарайся отвлечься. Не смей паниковать раньше времени.
Она кивает, поднимается на ноги и идет к двери. Уже на пороге на мгновение задерживаю ее:
— Спасибо.
Она поворачивается ко мне.
— За что? — в ее глазах плещется недоумение.
— Ты помогла мне понять кое-что и избежать самой серьезной ошибки, которую я мог совершить за всю жизнь, — серьезно отвечаю я и скрываюсь в ночной мгле.
Куда бежать? Где она может быть в такое время и в такой дождь? Впрочем, судя по тому, как описала ее состояние Кэтрин, моей подопечной уже нет дела до таких мелочей, как погода. Я кружу по Деревне, размышляя обо всем услышанном и вспоминая все, что говорила мне Эрика о своих любимых местах. Вдруг меня осеняет мысль, от которой по телу разливается жар. Она сравнивала жизнь и смерть с точки зрения человека, мечтающего обрести свободу, цена которой для него неважна.
Я мысленно ищу то место, где она чувствовала бы себя свободной. Где она может остаться одна, отдельно от всего мира. Где ее никто не потревожит и не найдет. Куда запрещено ходить каждому, кто дорожит своей жизнью. Но это, конечно, не о моей подопечной. Развернувшись, бегу в сторону леса. Только бы успеть. Предпочитаю не думать о том, что может случиться, если я не сумею найти ее вовремя. Нет. Не может быть. Подожди еще немного, детка. Я знаю, как тебе плохо, одиноко и страшно — самому пришлось пережить то же самое. Но, пожалуйста, потерпи еще немного. Дождись меня.
Добравшись до высокого забора, по привычке прислушиваюсь. Затем ложусь на землю и проползаю под витками проволоки. Давно здесь не был, но навыки остались. Поднимаюсь по склону и осматриваюсь.
— Эрика! — кричу я без всякой надежды услышать ответ.