Игра на двоих (СИ)

Все заканчивается быстрее, чем я думаю. Вскрикнув от очередного, более сильного толчка, Прим соскальзывает с дерева и падает вниз, но парень успевает схватить ее за руку в самый последний момент. «Держись!». Внизу слышны одобрительные крики. Марвел и Катон продолжают рубить дерево. Блестящее острие топора все глубже и легче входит в светлую древесину. Мирта и Диадема прыгают вокруг, подбадривая союзников и дразня напуганных соперников. Нам почти не видно, что происходит наверху, за замысловатым сплетением тонких ветвей. Все, что я успеваю заметить — это как камера пытается сфокусироваться на глазах парня, в которых плещется ужас. В следующее мгновение мы видим его опустевшие руки и Прим, летящую вниз, прямо под ноги злорадно ухмыляющимся профи. Она приземляется на выступающие из-под земли корни, сильно ударившись головой. Разметавшиеся по траве длинные светло-русые волосы окрашиваются красным, а по корням стекают брызги крови. Забыв, как дышать, я не мигая смотрю на экран, где камеры еще долго остаются в том же положении, надолго запечатлевая на пленку и в память зрителей кадры с гибелью малолетнего трибута Дистрикта-12.

Ты должна была это увидеть. Ты должна выдержать все зрелище от начала до конца. Прим — да и Китнисс — в этот момент намного хуже, чем тебе. Хеймитч подвигается чуть ближе и берет меня за руку, но я механическим жестом высвобождаю свою ладонь из его холодных пальцев. Все в порядке, правда.

Отбросив в сторону топоры, профи окружают тело Примроуз и склоняются над ее лицом.

— Жива?

— Не знаю! Подай нож, закончим начатое. Чтоб уж наверняка.

Девочка не кошка, у нее всего одна жизнь вместо девяти. Профи не удается привести свой кровожадный план в исполнение: Прим мертва, что спешит засвидетельствовать выстрел пушки, звук которого гулким эхом прокатывается по всей Арене. Проходит не меньше пяти минут, когда Катон и остальные вспоминают, что трибутов было двое. Подняв с окровавленной земли топоры, они смотрят вверх, пытаясь разглядеть скорчившуюся между веток фигуру Пита. Но тот куда-то исчез. Профи злятся: когда и куда успел ускользнуть парень? Я и сама теряюсь в догадках, тщетно всматриваясь в опустившийся на Арену вечерний сумрак. Прилетает планолет: его стальные челюсти заключают Примроуз в железные объятия и забирают с собой. Ты возвращаешься домой, девочка. Счастливого пути. Профи уходят. Изображение медленно гаснет. Не хватает только занавеса и оваций из зрительного зала, прослезившегося от столь искусной актерской игры.

Но все это происходит не сейчас, а много позже, под покровом ночи, когда наша команда смотрит запись прошедшего дня Игр.

— Ты уверена, что хочешь это видеть? — осторожно спрашивает Бряк, когда Эвердин входит в гостиную и опускается на диван рядом с нами

— Я хочу знать, как погибла моя сестра, — отрезает девушка.

Это ее выбор. У нее он хотя бы есть, в отличие от нас.

Я не помню, чем заканчивается интервью и как и во сколько мы возвращаемся в Центр Подготовки. В моей памяти не задерживается ничего, кроме выстрела пушки и улыбающейся нам с небес Примроуз. Вместо того, чтобы прислушиваться к собственным ощущениям, я думаю, что испытывает в этот момент Китнисс. До смешного нелепая и до абсурдности жестокая случайность. Злая насмешка коварно-непостоянной в своих привязанностях судьбы. Девочка пережила первую бойню у Рога Изобилия, не раз и не два избегала встречи с другими трибутами и день за днем оставалась незамеченной целой группой рыскающих по лесу профи. И зачем? Чтобы в самый неподходящий момент разжать пальцы и свалиться с дерева прямо под нож охотников? Не сходится. Кусочки мозаики не соответствуют друг другу. Картинка не складывается.

Я не перестаю размышлять над этим всю бессонную ночь. Припоминаю малейшие детали, за которые зацепился взгляд, когда мы смотрели ту запись. Заставляю все органы чувств до изнеможения. Мне так проще. Пока я пытаюсь найти ответ, меня не преследует чувство вины. Пока я не позволяю себе расслабиться, потерять контроль над собой и своими мыслями, реальность, в которой больше нет и никогда не будет русоволосого ангела, не может застать меня врасплох, не может обрушиться и подмять под себя, с головой окунув в океан слез и сожалений.

Я не верю в случайности. Каждая из них кому-то нужна. Каждая из них неслучайна. Сосредоточься. Вспоминай. Еще раз. Еще. Еще! Что случилось? Что пошло не так? В чем ошибка? «Зачем тебе это?», — спрашивает Хеймитч. «Чтобы не было больно», — отвечаю я. Мне больше нечего сказать. У меня нет оправданий. «Ты сходишь с ума, детка». Легкий поцелуй в висок как предложение избавиться от боли другим, привычным способом — забывшись в объятиях мужчины. «Сумасшедшим в нашем мире жить намного проще». Слабая улыбка как извинение и немая просьба позволить мне самой справиться с играми собственного разума. Как так получилось, что крепкий и сильный Пит не смог удержать легкую и хрупкую Примроуз? Он нарочно отпустил ее? Нет. Ужас, который я видела в его глазах, был неподдельным, настоящим.