Игра на двоих (СИ)

Над площадью пролетают четыре планолета с золотистым гербом Капитолия. Они сбрасывают сотни парашютов, рисуют в небе крест и улетают так же стремительно, как появились. Дети тянут вверх онемевшие от мороза руки, пытаясь поймать подарки. Я удивленно приподнимаю бровь. Стареешь, Сноу. Становишься слишком сентиментальным и щедрым.

Голос Пита раздается так неожиданно, что я вздрагиваю. Когда он вошел в кабину пилотов? Не замечая моей реакции, парень следит взглядом за спускающимися с неба серебристыми парашютиками и тихо говорит:

— Я художник. Правда или ложь?

— Правда.

— Я украшал торты в пекарне.

— Правда.

— Я писал картины. Арену. Китнисс. Хеймитча. Тебя.

— Правда.

— Я рисовал герб Капитолия на планолетах в Тринадцатом.

В отсеке повисает пораженное молчание. Я перевожу взгляд обратно на детей, держащих в руках свертки.

— Правда или ложь? — настаивает Пит.

Значит, это не Сноу. Значит, там не подарки.

— Правда.

Лео резко встает и уводит не сопротивляющегося парня обратно в пассажирский отсек. Парашюты одновременно взрываются. Крики. Окровавленный снег. Крошечные части человеческих тел, разбросанные перед Президентским Дворцом.

Но это еще не все. Я прикрываю глаза и память мгновенно подсовывает нужную картинку. Гейл и Бити сидят за столом. Гений демонстрирует схему новой придуманной им ловушки. Хоторн долго рассматривает чертеж, а затем предлагает усовершенствовать изобретение. Китнисс кричит на него, обвиняя в излишней жестокости. Два взрыва — это слишком. Два взрыва, один за другим. Психологический аспект. Человеческие чувства. Паника. Испуг. Жалость. Милосердие. Сострадание. Два взрыва. В живых не останется никого.

Я уже знаю, что произойдет дальше.

— Эрика, давай улетим? — внезапно предлагает Хеймитч.

— Зачем?

Я не могу оторвать глаз от этого захватывающего зрелища. Родители, миротворцы и медики повстанцев — все бросаются к месту взрыва, к мертвым и раненым детям. И неважно, свои они или чужие. Гейлу надо было родиться в Третьем. Он гений.

— Тебе не обязательно на это смотреть.

— Но я хочу, Хейм. Ведь это то, к чему мы так долго шли. Конец Капитолия. Конец Сноу.

— Ты удивительная, — качает головой ментор.

— Почему?

— В тебе самым причудливым образом переплелись жестокость зверя и милосердие человека.

Кажется, я только что увидела среди врачей миссис Эвердин. Сердце пропускает удар.

— Знаешь, я бы не сказала, что звери жестоки, а люди милосердны. Скорее, наоборот.

Второй взрыв оказывается в несколько раз сильнее первого. Шансов выжить нет ни у кого на Площади.

— Но если говорить обо мне, — немного подумав, добавляю я, — то ничего не изменилось. Я осталась прежней, и это, наверное, навсегда. Я милосердна к своему миру и тем, кто его в настоящий момент составляет. А этот, внешний мир, заслуживает только жестокости.

Теперь я в полной мере понимаю, что особенного нашла во мне Койн и за что меня любит Хеймитч. Ее дочь и его жизнь здесь ни при чем. Просто когда они смотрят в мои глаза, то видят самих себя. Люди бывают разные, но мы трое — равные части одного целого.

***

До развязки остается совсем немного. Еще минута, и все будет кончено. Но Президенту Панема хватит и пары секунд: он всегда умел рассчитывать время.

— Эджерия!

— Да, господин Сноу?

— Последний приказ…

========== Глава 59. Сейчас самое время ==========

Проходит неделя. И еще одна. Вопреки обыкновению, время идет медленно, прихрамывая и пошатываясь, словно усталый путник, который уже не надеется увидеть родные края. Да и к чему теперь торопиться? Это все. Капитолий пал. Над самой высокой башней Президентского Дворца развевается белый флаг. У меня в ушах до сих пор звучат ликующие крики повстанцев, песня Сойки-Пересмешницы и надрывный плач перепуганных капитолийцев, которые так, похоже, и не поняли, что произошло в тот день на Главной Площади города. Все вокруг суетятся как могут — ходят, что-то делают, смеются, плачут, кричат. И только Победители — нас осталось совсем немного, пальцев рук хватит, чтобы пересчитать, — молча улыбаются и сдержанно и спокойно поздравляют друг друга с долгожданной победой.

Мы приземляемся на крышу одного из зданий, окружающих Площадь, и выходим из планолета под прицелом снайперов-повстанцев. В нас не стреляют сразу, видимо, приняв экстренную посадку железной птицы за капитуляцию. Но, стоит людям увидеть наши лица, и они моментально опускают оружие и отдают нам честь, прижав три пальца к губам. Им необязательно знать, что Китнисс больше не с нами и не с ними, что она решила пойти своим путем.