Игра на двоих (СИ)

— Ты знал. Знал о гибели моего отца, — я покачиваюсь на месте, застигнутая врасплох неожиданным открытием, но не сводя глаз с ментора. — Знал, что Сноу убьет его. И не сказал ни слова.

Взгляд темно-серых глаз моментально гаснет. Ментор опускает руки, но не отступает ни на шаг. Я отхожу от окна и направляюсь в сторону прихожей, держась за стены, чтобы не упасть. Хеймитч остается на месте, опустив голову и глубоко дыша, но уже в следующее мгновение преодолевает разделяющее нас расстояние и снова нависает надо мной. В ту минуту моя рука уже касается дверной ручки, но мужчина останавливает меня.

— Да, я узнал об этом еще в Капитолии. Мне удалось подслушать разговор Сноу и одного из его приспешников, в котором тот отчитывался о проделанной работе. Я не понял, о чем идет речь, пока не услышал твое имя. Президент приказал убить только отца, чтобы в случае необходимости иметь над тобой власть. Он понял ошибку, допущенную в случае со мной.

— За что он убил его?

— За то, что юный трибут посмел нарушить планы Капитолия.

Ментор пытается обнять меня, но я отстраняюсь, все еще не до конца осознав услышанное.

— Мне не нужно ни утешения, ни жалости. Я в порядке, — холод, которым так и веет от моего голоса, заставляет Хеймитча отпустить подопечную и отступить на шаг.

— Я не мог ничего сделать, Эрика.

Приоткрыв дверь, чувствую, как порыв ледяного ветра, ворвавшийся в дом, моментально приводит меня в чувство. Я смотрю на соседний дом, из окон которого льется теплый свет и думаю о том, как теперь смотреть в глаза родителям, даже не подозревающим об истинной причине гибели отца.

— Я не виню тебя за то, что ты ничего не сделал, чтобы спасти его. Там, в Капитолии, мы и правда были бессильны. Я обвиняю тебя в том, что ты ничего не сказал мне. Думала, мой ментор из тех, кому можно доверять, но, видимо, ошиблась.

Ответа на свой вопрос мне уже не узнать: я молча выскальзываю на улицу и что есть силы хлопаю дверью. В ту же секунду гнев исчезает, уступая место отчаянию. Не в силах сделать и пары шагов, я устраиваюсь на холодной каменной ступеньке и поднимаю глаза вверх. На темном небосводе одна за другой загораются звезды. Когда-то отец говорил мне, что наши предки смотрят на нас с неба, и каждый раз, когда кто-то умирает, загорается новая звезда. «Если станет одиноко, взгляни на небо, Этти. Помни: те, кто там, наверху, всегда помогут тебе. И я тоже». Теперь я с болью в сердце вспоминаю его слова и, не сводя глаз с небосклона, думаю: «Какая из этих звезд твоя, папа?».

========== Глава 16. Свой среди чужих ==========

Бледно-голубое небо медленно заволакивают хмурые, темно-серые облака. Слабые лучи солнца из последних сил стараются пробиться сквозь пелену тумана и согреть холодную, сырую землю. Порывистый ветер колышет тонкие ветви деревьев. Поникшая трава, выжженная палящим летним солнцем, усыпана мелкими пожелтевшими листьями. Осень медленно, но верно вступает в свои права.

Я стою на склоне, о котором вспоминала на Арене, и невидящим взглядом наблюдаю за окружающим меня миром, таким, казалось бы, знакомым, но вместе с тем непривычно спокойным. Несмотря на раннее утро, в Дистрикте уже кипит жизнь: мужчины спешат в шахты, женщины — на фабрику и в магазины, дети собираются в школу. Рассеяно думаю о том, что надо поторапливаться и мне: не хотелось бы опоздать в первый же учебный день. Это мой последний школьный год: считается, что в шестнадцать лет дети уже достаточно взрослые, чтобы работать и помогать содержать семью. Разумеется, это относится не ко всем: прежде всего, подобная участь касается Шлака, самого бедного района Дистрикта-12. Впрочем, ни мне, ни моим родителям теперь не нужно беспокоиться о хлебе насущном, а потому после окончания школы я вольна делать все, что пожелаю. Вот только желаний у меня нет. Ни единого.

С моего возвращения домой прошел месяц, но даже сейчас я чувствую себя ничуть не лучше, чем в самый первый день. Не то место, не те люди, не те эмоции. Все не то. Вокруг все чужое, и я никак не могу вернуться в тот привычный мир, из которого меня насильно, не спрашивая, вырвали в день Жатвы.

Я не появляюсь в Дистрикте, не бываю в нашем старом доме, редко показываюсь в Деревне Победителей, проводя в лесу почти все время. Иногда, когда чувствую прилив сил, достаю лук и охочусь, но добычу не продаю, не желая встречаться со старыми знакомыми и ловить их отнюдь не дружелюбные взгляды. А потому приношу все, что удалось найти и подстрелить, домой и отдаю матери, на кухню. Та всегда благодарит меня и, не решаясь попросить не подвергать себя опасности, бросает на заметно повзрослевшую дочь печальный взгляд. Я делаю вид, что не замечаю его, и снова ухожу, стараясь не хлопнуть дверью.