Игра на двоих (СИ)

Собравшись с силами, я поднимаюсь на ноги и медленно возвращаюсь в Деревню победителей, ни разу не оглянувшись на старый дом. На Дистрикт опускается ночной мрак: только сейчас я замечаю, что привычная летняя жара сменилась холодом. Углубившись в свои мысли, не обращаю внимания, как сильно замерзла, пока не возвращается дрожь, теперь уже от неестественно низкой температуры.

Понятно, почему репортеры не стали настаивать на моей встрече с родителями на виду у всего Панема: Сноу не захотел показывать слезы Победительницы, когда та узнает о смерти отца. Для зрителей я навсегда останусь такой же сильной, несгибаемой и отчужденной, которой нет дела не то что до внешнего мира, но даже до каких-то неприятностей в личной жизни. Для всех тех, кто знает юную победительницу лишь по Играм и многочисленным интервью, у меня всегда все в порядке. Что ж, не стоит разочаровывать зрителей. А что до Сноу — он не дождется моих слез.

Я не знаю, куда идти; ноги сами несут меня, куда придется. Мне удается очнуться от размышлений, только когда передо мной вырастает массивная дверь. Оглянувшись по сторонам, понимаю, что стою на пороге дома Хеймитча. Точно, вот кто мне нужен — тот, кто не понаслышке знает, каково терять родных из-за собственной наивности, неосторожности и самонадеянности. Не посчитав нужным постучать, распахиваю дверь, влетаю внутрь и чуть не падаю, споткнувшись о разбросанные вещи: разбитые бутылки, одежду, мусор. Ментор обнаруживается в гостиной: с удобством устроившись в кресле, мужчина держит в руках книгу, но его взгляд рассеянно скользит по пляшущим в камине язычками пламени. Заметив мое появление, он не встает, но пристально следит за мной. Я молча прохожу к окну, задев по пути стол, заставленный посудой, и столкнув на пол пару тарелок и стаканов, но даже не заметив звона упавших вещей.

Оперевшись о подоконник, смотрю невидящим взглядом на заросший сад и наконец подаю голос:

— Кажется, я все же повторила твою судьбу, ментор.

Хеймитч продолжает наблюдать за мной, не говоря ни слова.

— Сноу убил моего отца, — в конце фразы мой голос все же срывается, как я ни старалась сдержаться.

— Давно?

— Пару дней назад. Радует, что дождался моей победы, — горько усмехаюсь я.

Ментор отворачивается к огню и замолкает. Я перевожу взгляд на него. Больше всего боюсь увидеть жалость, но нет — в темно-серых глазах нет и тени этого бесполезного чувства.

Помолчав, Хеймитч тихо спрашивает:

— Тебе больно?

— Я бы предпочла умереть вместо него, — мой ответ получается простым, но вполне искренним.

Услышав такие слова, ментор стремительно встает с кресла, вплотную подходит ко мне и, схватив меня за плечи, резко говорит:

— Сноу только этого и добивается! Он хочет, чтобы ты умоляла его о смерти. Хочет насладиться твоей слабостью, бессилием, отчаянием, страданием. Не позволяй ему получить желаемое! Продолжай жить — назло ему, Организаторам, Капитолию — всем!

— Зачем, Хеймитч? — я поднимаю взгляд на ментора. — Чтобы продолжать терять близких людей? Чтобы день за днем возвращаться в опустевший дом, где каждая вещь напоминает об утрате? Чтобы заживо сгорать от чувства вины и молить о том дне, когда Смерть сжалится и придет за мной? Зачем, Хеймитч? Мне надо было погибнуть там, на Арене. Тогда бы никто из моей семьи не пострадал. Да, родители жили бы в Шлаке, перебивались мелкими заработками, едва сводили концы с концами. Но, по крайней мере, они были бы живы.

— А ты не думаешь об их чувствах? О том, что, потеряв тебя, они бы утратили смысл жизни? Твой отец погиб, зная, что его дочь победила. Что она больше не будет умирать от голода, холода или жестокости миротворцев. Что ей больше не придется рисковать жизнью ради семьи. Что у нее есть будущее.

— Он погиб из-за меня, понимаешь?! — нервы не выдерживают, и я срываюсь на крик. — Если бы не моя выходка на аттестации, если бы не моя самонадеянность, если бы не моя победа, спутавшая Капитолию все карты, отец сейчас был бы рядом со мной!

— Возможно, — тихо отвечает Хеймитч. — Вот только тебя бы рядом с ним не было.

— Какая глупость, — я не слышу его последних слов. — Я так хотела выжить, что забыла о родных и посмела подвергнуть их смертельной опасности. А стоило ли?

— Не смей! — повышает голос ментор. — Даже не думай сомневаться! Я всегда ценил тебя за твое стремление к жизни. Еще в нашу первую встречу ты покорила меня блеском своих глаз, в которых плескалось безумное, сумасшедшее желание выжить. Любой ценой. Ты нужна нам живой. Своим родителям. Зрителям. Мне. Неужели теперь это для тебя не имеет никакого значения?!

Я наконец заставляю себя посмотреть ему в глаза. Взгляд Хеймитча выражает целую гамму чувств, среди которых я вижу… вину? Ментор говорит так, будто давно был готов произнести эти слова. Будто догадывался, что ему придется возвращать меня к жизни. Будто знал, какой сюрприз мне подготовил Капитолий. Теперь на то, чтобы понять причину виноватого взгляда, мне требуется не больше пары секунд.