– Опять? – скорее удивляюсь, нежели испытываю возмущение я. Вечно одно и то же, – Необязательно было в меня кидаться. Давайте просто разойдёмся, пока все целы и невредимы.
– Складно говоришь, ведьма, да только нет тебе прощения! – старший из братии (всего их четверо, одна – женщина) потрясает кулаком в воздухе.
Не могу поверить, что спрашиваю, но…
– А что я сделала?
– Ты меняешь облики, превращаешься в разных тварей, но самое страшное… – существо моего пола выдерживает достойную аплодисментов драматическую паузу, – Твоё тело! Где твоя честь и скромность, где твоя покорность?! Опомнись, не то будет поздно!
– Моё мировоззрение таково, что люди тоже являются животными, – спокойно поясняю я, надеясь, что от возмущения они перестанут столь угрожающе надвигаться в мою сторону.
– Да как ты смеешь?!
– А исходя из этого, моё тело не более отвратительно, чем тело кошки или собаки. Мир сновидений – общее достояние и никому не принадлежит. А значит, здесь нет и свода законов наряду с запретами. Мне не нужна ни ваша, ни чья-нибудь другая религия. В моей системе мира нет места богу или богам. Я не пытаюсь переубедить вас – вы вправе жить в том мире, в котором вам удобно. И поэтому прошу отнестись уважительно и ко мне.
– Не будет тебе уважения, бесово отродье, пока не покаешься и не станешь вести себя сообразно порядочной женщине! Ты признаёшь свою вину?
– Моей вины нет, – пожимаю плечами я. Мышцы на ногах судорожно напрягаются. Видимо, конфликт переходит в разряд неизбежных.
– Значит, ты отказываешься признаться? У тебя всё ещё есть шанс покаяться.
– У вас всё ещё есть шанс убраться, – я прикидываю, владеет ли кто-то из них техникой наложения глифов.
Поздно.
Пора наутёк.
И…
Ну да, подкрались сзади. Классика. Я превращаюсь в мангуста, чтобы нырнуть им под ноги, а потом мчу изо всех сил, обратившись волком. Сзади творят глиф – и в следующую секунду мои лапы повисают в пустоте.
Кошка!
Тело слушается сигнала как раз вовремя, и я аккуратно приземляюсь на дно выпрошенного у пространства карьера, а мои преследователи тяжело плюхаются следом.
– Не уйдёшь!
Воздух вибрирует. Купол! Они создают купол! Чёрт!!
Я снова принимаю волчью форму и вцепляюсь зубами в энергетическую преграду, но над ней работают сразу два адепта, и она мне не поддаётся. Оборачиваюсь к ним и клянусь запомнить каждого. Вся взъерошилась, хвост словно вымпел, и какое-то время они боятся подходить, глядя на жемчужный ряд моих зубов, поблёскивающих в сумраке.
– Чего встали? Хватайте её!
То, что они смогут меня побороть – вот эти молодцы с бицепсами, как моя голова – даже не вызывает сомнений. Однако купол ещё не сомкнулся на вершине, а эти ребята любят церемониал…
Да, вот и он, долгожданный церемониал. Они суют мне в морду полуистлевшую книгу. Я сейчас что, обязана корчиться от боли? Нет, они серьёзно?!
И, в тот самый момент, когда к моему загривку тянется тяжёлая ручища…
ВЫПЬ!
Облик так быстро схлопывается в новую форму, что добытчик не успевает отреагировать и получает от меня клевок прямо в лоб. Я взлетаю, но…
У выпей есть один недостаток. Длинные ноги.
Меня швыряют наотмашь, и по волне тупой боли, охватившей солнечное сплетение, я понимаю, что их терпение кончилось. Я успеваю снова превратиться в волка, но они набрасываются на меня с такой яростью, что, будь мне нужен здесь кислород, в лёгких бы уже воцарился идеальный вакуум. Я прикусила язык, от боли слезятся глаза, но я нахожу в себе силы скалиться. Пытаюсь встать, стряхнуть, но меня держат крепко. Поэтому я расслабляюсь – ни к чему так надрываться.
Пока.
Кажется, их несколько озадачило моё внезапное успокоение.
– Грешница, – говорит главный из них, садясь передо мной на корточки. Если бы я могла, я бы с радостью откусила его самодовольные яйца.
– М? – подталкиваю к продолжению я, раздувая ноздри с видом упыхавшегося на корриде быка.
– Прими свой достойный человеческий облик, хорошенько подумай и ступи на путь истинный. Я уверен, ты найдёшь нужные слова.
Их способность надеяться до последнего изумляет меня. Но он не сказал, нужные для кого или чего именно – и я вцепляюсь в эту непреднамеренную лакуну.
– Хм… – я немного хмурюсь, недовольная тем, что ко мне прикасаются, и поднимаю на него глаза. Успокоиться. Чуть улыбнуться.
И сказать…
– «Если бы кто-то посмел сказать всё, что он думает об этом мире, для него не осталось бы здесь места. Когда в мир является человек, мир наваливается на него и ломает ему хребет. Он не может жить среди этих всё ещё стоящих, но подгнивших колонн, среди этих разлагающихся людей. Наш мир – это ложь на фундаменте из огромного зыбучего страха. Если и рождается раз в столетие человек с жадным, ненасытным взором, человек, готовый перевернуть мир, чтобы создать новую расу людей, то любовь, которую он несёт в мир, превращают в желчь, а его самого – в бич человечества»…
Они пока думают, что я пою по их души. Что ж.