Игра в …

…Постоим у реки, там, где перекат, полюбуемся на сверкающие под солнцем стайки рыбешек, ты, конечно, загоришься: «Отец, поймай мне одну рыбку…» Думаешь, легко это? Там еще есть островок, с заливными лугами. Вот где разгуляться с серпом, с косой… И баранте – объедение. Там твой отец пастушествовал, косарил…

Еще и хлопок собирали с девчатами из Черекена…

Правда, не таким уж радивым хлопкоробом был я, случалось, сбегал, сачковал.

С лесистого бугра приграничье – как на ладони. Граница очерчена колючей проволокой. Я, помнится, подбирался, трогал рукой ржавые колючки… Пограничники нас всерьез не принимали.

Вдоль поймы Аракса труба тянется. Перешагнув ее, мы топали к питомнику «Тохмачар».[8]

Там, наверно, наш Бегляр опять косой орудует. Косит траву. Мы бы подошли с тобой. Привет-ответ, как живется-можется, трудяга? Дом Гюльнисы, с другой стороны – подворье Миркишы. Посмеялся бы, вспомнив, как я тут с Назимом сено не поделил, сцепился…

Ну и футбол, конечно. Погоняли бы мяч на лужайке… А ты бы «аутчиком» работал.

– Да ну-у! – обижается Орхан. – Я позавчера команде Надира пять голов вколотил…

…Ладно, говорю, слушай… Едешь поездом, колеса весело стучат, чечетку отбивают, трак-так-так, та-та-так-так… Эх, все это было… было, да сплыло… быльем поросло…

– Почему сплыло? – удивляется сын.

– Враги заграбастали… Пятеро братьев нас, а мать, ждавшую нас, не смогли защитить…

Говорю, и глаза наливаются слезой, и сквозь туман проступает дальний берег Аракса, и у ворот нашего дома стоит наша седая мама, не дождавшаяся сыновей… Когда-то вот также она стояла на берегу, беременная мною, и живущая ожиданием моего рождения… И я в те времена, еще до рождения, прислушивался к ее душе, думам, и обретал облик, соответствующий ее чаяньям. И потому, наверно, я пошел в маму. И любовь моя к братьям и сестрам моим согрета той пронзительной нотой, что мы все вышли из единой утробы, из материнского лона, и мама так же, как меня, носила их в себе, под сердцем, а после лелеяла и пела те же колыбельные песни, кормила молоком из той же груди, ласкала, забавила теми же руками, любила тем же маленьким и верным сердцем, – и при этой мысли я преклоняюсь с нежностью к моим братьям и сестрам. Не представляя всего этого, не додумываясь до сокровенной сути кровной общности, причастности к единой любви, породившей тебя и их на свет, наверно, нельзя проникнуться любовью к ним… Ты обречен любить их, как бы продолжая в себе родительскую любовь к ним.

– Когда я вырасту, я прогоню врагов из тамошних мест, – говорит мой сын с детской наивностью и решимостью.

– Да… и когда мы вернемся в наше село, то обязательно перевезем останки матери моей туда… чтобы похоронить рядом… с моим отцом.

Так говорю сынишке и тащу его за руку. Спешу вернуться домой. Открываю железную дверь. Вхожу во Двор.

Навстречу мне выбегают квочки пенсионного возраста. Какая там погода, у нас в селе? – думаю. – наверно, солнышко выглянуло, – заключаю сам за синоптиков. А на улице – сыро, к дождю.

На одинокие могилы, наверно, сеется дождь…

Горлица

На обоях моей квартиры была изображена Преисподняя. Не хватало только падающей с неба горящей кареты. Мы с женой купили обои на базаре поселка «8-ой км» и были счастливы так, что даже не заметили рисунок. Вот и гости диву давались нашему вкусу.

Перед глазами возникали желтые языки пламени.

Приподнимаюсь. Сидящий у меня в глотке Черт кажется заиграл хвостом, начался приступ кашля.

Ложусь. Постепенно опускаюсь на дно ущелья. Иероглифы кувыркаются в воздухе. Карабкаюсь на верх, не хватает сил. На вершине горы восседает Будда.

Сенсей Акутагава протягивает мне руку – Держись, ты сможешь!

– Будда? Откуда взялся Будда? – спрашиваю.

– Ты же сам хотел. Говорил, что выбрал буддизм, если бы это зависело от тебя. Буддизм – самая совершенная религия человечества.

– Да…припоминаю….

Пытаюсь дотянуться рукой, скольжу, совершая тройное сальто, медленно падаю вниз.

Где-то слышен голос дочери:

– Папа, тебя к телефону!

Я барахтаюсь в кипящем озере, задыхаюсь… На поверхности быстро испаряющейся воды качаются кувшинки.

– Папа, тебя к телефону…., – голос дочери теперь уже близко.

Черт в глотке опять задумал какие-то игры. Снова кашель.

– Тебя к телефону!

Я хлопаю глазами.

Некоторое время дочь постояла над моей головой затем вышла из комнаты, хлопнув дверью. Шум двери раздался в моей голове эхом звенящей кастрюли.

Неделю назад моя дочка точно так же болела. Я исполнял все ее капризы, чтобы хоть как-то облегчить ей страдания. Я готов был расплакаться, когда она звонила мне на работу.

– Доченька, тебе что-нибудь хочется? – спрашивал я.

– Ничего, – отвечала – Все равно все магазины бываю закрыты, когда ты с работы выходишь, наверное и бананов не найдешь…, – немного помолчав добавляла она.

– Найду! – говорил я дочурке, прогуливался под дождем в поисках овощных магазинов и непременно приносил домой два банана.

– Интересно, почему дети не любят своих родителей так, как родители детей? – спрашиваю я у Демона в черном плаще.

– Родители дают жизнь своим детям и всячески эту жизнь оберегают.

– А…..понятно…..