Спейд вошел внутрь. Навстречу ему поднялся упитанный мужчина. Он был поразительно тучен: жирные розовые щеки, толстая багровая шея, громадный живот, столбообразные руки и ноги. На его лоснящемся лиде сверкали крошечные карие глазки, а темные редкие волосы насилу покрывали голову. Одежда его состояла из черного пиджака, черного жилета, черного галстука с жемчужиной и серых полосатых брюк,
— А, мистер Спейд! — с воодушевлением воскликнул он.
— Здравствуйте, мистер Гутман, — ответствовал Спейд, пожимая ему руку.
Толстяк пригласил Спейда занять зеленое кресло возле стола, на котором красовались сифон, несколько бокалов, бутылка скотча, коробка сигар, две газеты и маленькая шкатулочка.
Спейд уселся на предложенное место, а толстяк тем временем смешал в двух бокалах содержимое бутылки и сифона. Парень исчез. Двери, расположенные в трех стенах комнаты, были закрыты. Окна на четвертой стене позволяли любоваться видом Джири–стрит.
— Начнем, сэр, — сказал толстяк, подвигая Спейду бокал. — Не люблю непьющих людей. Хуже нет, когда человек воздерживается из осторожности.
Спейд поклонился и, улыбаясь, поднял свое виски. Толстяк разглядывал бокал на свет.
— Да, сэр, сейчас мы все обязательно выясним. — Они выпили, и толстяк продолжил: — Наверное, вы молчаливый человек?
— Как раз наоборот, — ответил Спейд.
— Все лучше и лучше! — воскликнул толстяк. — Не люблю молчаливых. Сперва из них слова не вытянешь, а как заговорят, так одно вранье услышишь. Да, сэр, мы с вами поладим. Возьмите сигару, сэр.
Спейд согласно кивнул, отрезал у сигары кончик и закурил. Между тем толстяк придвинул второе зеленое кресло поближе к нему, уселся и тоже запыхтел сигарой.
— Да, сэр, теперь мы побеседуем. Должен признаться, что сам я, как человек откровенный, люблю откровенных людей.
— Хорошо, поговорим о черной птице.
— Замечательно. Вы человек моего типа, сэр, самостоятельный и настойчивый. Будем ли мы говорить о черной птице? Да, с превеликим удовольствием. Я люблю беседовать о делах. Непременно о ней потолкуем, сэр, но сначала позвольте задать вам один вопрос. Вы обязательно должны ответить на него, ибо это необходимо для взаимопонимания. Вы- пришли сюда как представитель мисс О’Шонесси?
Спейд выпустил в потолок клуб дыма, помолчал, хмуро уставившись на обуглившийся кончик сигары, и наконец медленно ответил:
— Я не могу дать ни положительного, ни отрицательного ответа. Это еще неясно. Все зависит…
— От чего?
Спейд покачал головой.
— Если бы я знал от чего, то сказал бы что–то более определенное.
— Может, это зависит от Джоэля Кэйро?
Спейд промолчал, он пил виски. Толстяк наклонился к нему, насколько позволял живот. Сладко улыбаясь, он замурлыкал:
— Так кого вы все же представляете?
— Какая разница?
— Значит, либо ее, либо его?
— Этого я не говорил.
— Кого–нибудь другого? — хрипло прошептал толстяк.
— Самого себя, — сказал Спейд.
Толстяк удовлетворенно откинулся на Спинку кресла и глубоко вздохнул.
— Чудесно, сэр, — сладко промолвил он. — Чудесно. Мне нравится, когда человек откровенно заявляет, что его заботят собственные интересы. Я не доверяю людям, утверждающим обратное. Приятно иметь дело с правдивым мужчиной.
Попыхивая сигарой, Спейд вежливо выслушал его до конца и предложил:
— Давайте лучше вернемся к черной птице.
— Давайте, — улыбаясь согласился толстяк и прищурился так, что его глаза превратились в узкие щелки. — Известно ли вам, мистер Спейд, сколько денег за нее можно получить?
— Нет.
Толстяк снова наклонился вперед и положил руку на подлокотник кресла Спейда.
— Так вот, сэр, если бы я назвал… назвал только половину ее стоимости, вы посчитали бы меня лжецом.
Спейд усмехнулся.
— Зато я бы не произнес этого вслух, даже если бы подумал. Но поскольку вы не отваживаетесь раскрыть мне свой секрет, я догадываюсь, что речь идет о крупной сумме.
Толстяк засмеялся, приведя в движение многочисленные жировые складки своего тела.
— Но о какой конкретно вы даже представить не сможете. И никто не сможет. — Он помолчал, внимательно осматривая Спейда, потом с сомнением поинтересовался: — Так вам действительно неизвестна ее цена?
— О, я знаю, что ваша фигурка — настоящее сокровище, — ответил Спейд. — Вы ведь тоже этого не отрицаете.
— Она ничего вам не сказала?
— Мисс О’Шонесси?
— Да. Милая девушка, не правда ли, сэр?
— Гм. Нет, она не сказала ничего.
— Она должна быть в курсе, — заявил толстяк. — А Кэйро?
— Тоже не сказал. Сокола он готов купить, но не дал мне никакой информации.
— Сколько же он за него отвалит? — спросил толстяк.
— Десять тысяч долларов.
Толстяк презрительно расхохотался.
— Десять тысяч, да еще долларов, а не фунтов! Хитер этот грек! И что вы ему ответили?
— То, что, если отдам ему птицу, мы сговоримся.
— Ах, «если»! Прекрасно, сэр. — Он улыбнулся. — Они должны знать ее цену. Как вы считаете?
— Здесь я вам не помощник, — вздохнул Спейд. — Они ничего не объясняют. Кэйро вообще не пожелал распространяться на эту тему. Да и она тоже, пока я не уличил ее во лжи.