Игра в Джарт

– Мариды – самые могущественные из джиннов, коварство и высокомерие их не поддаются описанию и договор с ними можно заключить одной только силой, заклятьем, – сказал жонглер. – Однако собственные силы маридов и вольнолюбие их так велики, что, рано или поздно, плененный демон найдет способ разрушить заклятье, и тогда убьет пленившего его злейшей смертью. Оттого даже отпетые темные маги не часто соблазняются могуществом этого духа, ибо знают, что, овладев тем могуществом на малое время, неминуемо приблизят гибель свою, и гибель эта будет ужасной. Но узнав, что за джинири, то бишь, фея, околдовала меня, я не находил покоя, пока не выяснил, как пленить ее – ведь я не стремился избавиться от тех чар, я лишь хотел всем своим сердцем пленить так же ту, что и меня пленила. И вот мне стало известно, что можно заключить ее в кольцо, иной предмет или клетку, наложить на свирепого духа оковы, однако в этом может помочь только кровь дракона. И я отчаялся, ибо не видел способа добыть такое средство. И, вернувшись сюда, не думал я утолить свои печали, а твердо знал, что иду на смерть. Кровь дракона, – жонглер рассмеялся. – Кто бы мог подумать, что найти ее так легко, да что там – вообще возможно! Мелюзина была, пожалуй, последней из драконьего племени, показавшейся людям, и случилось это больше трех веков назад. Кровь дракона! Твоя, – в голосе де Неля звучало торжество и звенело безумие, когда поднял он на Гроссмейстера торжествующий и безумный взгляд. – Достаточно одной капли, чтобы, следуя древней науке, закалить в ней золото или железо и, наложив заклятье, принудить духа к повиновению. И вот он – ты, передо мною, как подарок, и смерть моя отступила, и более не застит любовь мне, и я ожил надеждой.

Теперь жонглер разглядывал его в упор, не стесняясь приличиями и вежеством, как камень, коня или какую диковину.

Не как человека.

Гроссмейстер же смотрел на него в полном ошеломлении и не мог поверить собственным ушам. Заклятье? Оковы? Повиновение?

Может ли любовь сделать человека безумным?

И пусть самого Гроссмейстера слишком часто называли безумцем, сейчас он готов был поклясться, что де Нель в этом его переплюнул.

– Постой-ка, – медленно молвил он. – Ты шутишь? Или в самом деле мечтал пленить и держать ее в клетке? Как тигрицу?

– Как птицу, – сказал жонглер. Глаза его снова полыхнули тем алчным огнем, коим горели, когда глядел он на Деву Озера. – Думаю, даже клетки не потребуется. Ошейника будет довольно, чтобы сдержать ее силу. Чтобы она не смогла ни погубить, ни покинуть меня, – и мечтательно добавил: – Золотого ошейника с рубинами – в цвет ее глаз.

Гроссмейстер ужаснулся этой любви. И похолодел, ужаснувшись еще больше мысли – значит, для нее он сам лишь ошейник драконьей крови? Тяжкие оковы?

Так вот почему она не оставила его тогда на растерзание вилланам в кабаке и рыцарям у армейской дороги. Защитила, когда он лежал без памяти, убив Моргауза, и, сколько бы не бранила его, так и не покинула после.

Она не могла.

Кровь – его проклятая кровь – застучала в висках, и душа его дрогнула, заболела. Он такой же. Он ничем не лучше де Неля. Он поймал ее на лесной дороге, как лань или птицу. Он сам, вечно рвавшийся к свободе, желал заточить ее в своей любви, оставить только для себя. И при словах де Неля в глубине его сердца (его каменного сердца) на мгновение шевельнулась жалкая радость – он дракон, и девице его от него не уйти.

От осознания того, что должно ему теперь сделать и как поступить, в груди его медленно разливалась холодная, темная пустота, полная нестерпимой тоски, будто сердце – его каменное сердце – тонуло в том озере.

Я умру, непременно умру, если расстанусь с нею, думал Гроссмейстер, но он знал уже, что, так или иначе, расстанется с нею, потеряет ее навсегда, и беды этой ему никак не миновать.

– Есть иное средство, де Нель, – тяжело, словно ворочая камни, сказал Гроссмейстер. – И очень простое. Нам нужно спросить ее.

– Спросить? О чем?

– Спросить, кто милей ее сердцу и с кем из нас желала бы она остаться.

Жонглер коротко рассмеялся.

– Женщина не может быть участником договора. Только предметом.

– Слишком долго ты жил на востоке, – сухо сказал Гроссмейстер. – И слишком быстро, сдается, забыл заветы веселой науки, возвышенной куртуазной любви. В любом случае, она тебе не просто какая-то девка. Она демон, а со своими демонами каждый договаривается сам.

– Легко же тебе предлагать такое, коли она в твоей власти! – обличающее воскликнул поэт.

– Так я и прикажу ей тогда своей властью следовать за тем, кто ее сердцу мил.

Жонглер вперился в него испытующим, полным недоверия взглядом

– И ты расстанешься с нею так просто? – спросил он, однако тут же презрительно скривил губы. – Впрочем, чего и ждать от змеиного отродья, у кого вместо сердца холодный камень.

– Идем же, – с непоколебимым хладнокровием сказал Гроссмейстер.