– Мир полон демонов, – де Нель снова взялся расхаживать взад-вперед, чем сходство его с диким зверем увеличилось. – Тех, что прежде были духами земли, и воды, и камней, маленькими лесными божествами, в честь которых возводили алтари и молельни. Разве ты не знаешь? Дева Озера – демон тихих вод, принцесса музыки, иллюзий и смерти. Сила ее останавливает время, превращает вещи в людей, а людей в вещи, навевает вещие сны и обманные грезы, делает видимое невидимым и создает видимость того, чего и быть не может. Чарам ее голоса человек противостоять не в силах, как не в силах сражаться с собственной душой. Так тебе нужен меч? – сказал он, и лицо его просветлело, и на мгновение в глазах пропал тот звездный холод. – Ну, конечно! Только меч тебе и нужен! О, это просто устроить! Владычица озера – и сердца моего! – сейчас в твоей власти. Просто прикажи ей, и она отдаст тебе тот проклятый клинок. А ты отдашь мне ее.
– Не бывать этому, – отрезал Гроссмейстер, невольно делая шаг вперед.
– Я люблю ее, – ожег его ледяным взглядом жонглер. – И она меня полюбит. Я знаю, так и будет. Если ты близок ей по крови, то я – по духу, солдафон.
Гроссмейстер задохнулся от неожиданной боли.
Простое слово резануло по душе ему, как тот проклятый клинок, оставляя жестокую рану. Солдафон. Так и она его называла. И с тем же презрением.
Он был ранен, и зол, и – растерян? Впервые у него появился соперник в любви (по той простой причине, что он и влюблен-то был впервые) и бедный рыцарь совершенно не представлял, что с ним делать.
Убить его?
Поразмыслив, Гроссмейстер решил, что с этим успеется. Вбитая же с детства привычка внимательно слушать собеседника и обдумывать слова его, какую бы чепуху тот ни городил, и теперь не изменила ему. Из морока ревнивой горечи, застившей разум, выплыло нечто важное, составилось в вопрос:
Власть? Кровь? О чем это, во имя мира и света, певун толкует?
Что ж, как сам он обычно наставлял своих солдат: если что-то тревожит – скажи; если чего-то не понимаешь – спроси.
Он и спросил:
– И что это за вздор ты нес о власти и крови? Объяснись.
– А то ты не знаешь, – презрительно бросил де Нель.
Гроссмейстер же, не отводя от жонглера внимательных, спокойных синих глаз, в ответ лишь качнул головой:
– Нет.
– И верно не знаешь? – де Нель подошел ближе, глубоко, с недобрым чувством, заглянул в синие глаза рыцаря, а в его, темных как омуты, глазах замерцал огонек пренебрежительной насмешки. – Да ладно? Ты шутишь? Не можешь сложить два и два, пока тебе не покажут четыре пальца? – затем вдруг щелкнул пальцами перед самым носом Гроссмейстера, как делают, насмехаясь, злые мальчишки. – Ну, слушай:
Брови Гроссмейстера удивленно поползли вверх, он воскликнул:
– О! Это же старая песенка о…
–.. Мелюзине. Твоей прапрабабке, – кивнул жонглер. – Сообразил, наконец? Она была владычица озера, да к тому же еще и дракайна. Драконы самые сильные из магических тварей, оттого все другие твари им и покорны. Ты потомок могучих, ужасающих душу созданий, демонам ты внушаешь страх, среди людей сеешь ужас и даже смерть бежит и страшится тебя. Сила драконьей крови делает тебя неуязвимым, а потому неведомы тебе ни горечь поражений, ни страх, ни зависть, ни похоть, ни алчность. Ничто человеческое.
Гроссмейстер демонстративно зевнул.
– О, перестань, прошу, мейстер де Нель. У меня голова кружится от твоей лести, – сказал он. – Что же до той драконьей крови, то поверь, больше о ней говорят, чем есть на самом деле.
– Ты тупой? – совершенно уже без всякого изящества взъярился жонглер, резко повернувшись и заново принимаясь метаться хищною кошкой. – Да, впрочем, чего и ждать от тебя, безмозглый вояка! Ты лишь сосуд с магическим эликсиром, не более. Но твоя кровь – о, кровь твоя бесценна! – он остановился, взглянул свысока на Гроссмейстера. – Что известно тебе о демонах вод? О гениях воздуха? Феях, альвах, да джиннах, наконец?
– Ничего. Расскажи мне, – Гроссмейстер и сам невольно втянулся в беспокойное кружение де Неля, но шел против него: пять шагов в одну сторону, поворот, пять шагов в другую, и снова поворот. И так они – под чудесное пение и чудовищный храп – сходились и расходились, кружили, как в танце, как в поединке, но мечей при них не было, и потому разили лишь слова и взгляды.
– Я поэт. Каждое мое слово – золото. Зачем бы мне их тратить на такого, как ты? – свысока бросил де Нель.
– И верно. Зачем бы мне тебя слушать? – вкрадчиво сказал Гроссмейстер. – Дева Озера, демон вод, и так в моей власти. К чему еще лишние слова?
Жонглер остановился. Красивое лицо его исказила резкая, гневная гримаса и от досады он едва не топнул ногой, будто капризное дитя.