Игра в классики

Из некоторых фраз документа он понял, что здание клиники состояло из нижнего этажа и еще четырех, кроме того, в глубине внутреннего двора с садом находился флигель. Лучше всего было бы пройтись по двору-саду, если он найдет дорогу, но с этим ничего не вышло, потому что не успел он пройти и пяти метров, как молодой человек в рубашке с короткими рукавами, улыбаясь, подошел к нему, взял его за руку и, раскачивая рукой, как это обычно делают дети, повел его по коридору, где было довольно много дверей и еще одна, похожая на дверь грузового лифта. Идея осмотреть клинику за руку с сумасшедшим показалась ему чрезвычайно заманчивой, и первое, что сделал Оливейра, — это достал сигареты для своего товарища, молодого человека с вполне осмысленным лицом, который принял сигарету, одобрительно присвистнув. Позже оказалось, что молодой человек — санитар и что Оливейра тоже вроде не болен, — в общем, обычное в подобных обстоятельствах недоразумение. Эпизод проходной и никаких выводов не предполагающий, но, гуляя с этажа на этаж, Оливейра и Реморино подружились, и топография клиники была показана, так сказать, изнутри, причем сдобренная анекдотами, язвительными выпадами в адрес остального персонала, однако и с настороженностью друг к другу. Они были в комнате, где доктор Овехеро держал подопытных кроликов и фотографию Моники Витти,[532] когда вбежал раскосый парень и сказал Реморино, что если сеньор, который с ним ходит, и есть сеньор Орасио Оливейра, то тогда… и так далее. Вздохнув, Оливейра спустился на два этажа и вернулся в зал, где свершалась сделка века и где чтение документа тащилось к концу, сопровождаемое климактерическими приливами Куки Феррагуто и непочтительной зевотой Травелера. Оливейра вдруг вспомнил о фигуре в розовой пижаме, которую он видел на повороте коридора третьего этажа, это был старый человек, который, что называется, пробирался по стенке и гладил голубя, которого якобы держал на ладони. В этот момент Кука Феррагуто издала звук, похожий на мычание.

— Что значит — должны подписать о’кей?

— Помолчи, дорогая, — сказал директор. — Сеньор хочет сказать…

— Это и так понятно, — сказала Талита, которая всегда находила общий язык с Кукой и была готова ее поддержать. — Сделка должна быть подтверждена согласием больных.

— Но это же безумие, — сказала Кука ad hoc.[533]

— Видите ли, сеньора, — сказал управляющий, одергивая жилет свободной рукой. — Пациенты здесь особенные, и закон Мендеса Дельфино[534] в данном случае соблюдается неукоснительно. За исключением восьми — десяти человек, чьи семьи уже дали согласие, остальные пациенты всю жизнь кочуют из одного дурдома в другой, прошу прощения за этот термин, и никто за них ответственности не несет. В этом случае закон уполномочивает управляющего, в момент просветления сознания у этих подопечных, проконсультироваться у них, согласны ли они с тем, что клиника переходит к другому владельцу. Вот здесь отмечены соответствующие параграфы, — добавил он, показывая на книгу в красном переплете, из которой торчали закладки в том месте, где был пятый раздел. — Прочтите их, и дело с концом.

— Мне и так все ясно, — сказал Феррагуто, — с этой заморочкой нужно незамедлительно покончить.

— А для чего, вы думаете, я вас созвал? Вас в качестве владельцев, а этих сеньоров в качестве свидетелей: давайте позовем больных и решим все сегодня же.

— Вопрос в том, — сказал Травелер, — что иметь в виду под просветлением сознания.

Управляющий посмотрел на него с жалостью и нажал кнопку звонка. Вошел Реморино в бобочке, подмигнул Оливейре и положил на стол огромный список. Поставил перед столом стул и скрестил руки на груди, как персидский палач. Феррагуто, который бросился изучать список с понимающим видом, спросил, надо ли ставить «о’кей» в конце списка, и управляющий сказал, что да, сейчас они будут вызывать больных в алфавитном порядке и просить их оставить свой автограф под великой сделкой синей шариковой ручкой «бироме». Несмотря на все эти деловые приготовления, Травелер не унимался и продолжал настойчивые расспросы, вдруг кто-нибудь из больных откажется подписать или выкинет что-нибудь неожиданное. И хотя Кука и Феррагуто не решились поддержать его вслух, они-по-ду-ма-ли-о-том-же-са-мом.

(-119)

51

И тут как раз появился Реморино, сопровождавший довольно перепуганного на вид старичка, который, узнав управляющего, в качестве приветствия сделал что-то похожее на реверанс.

— В пижаме! — воскликнула потрясенная Кука.

— Ты же их видела, когда мы сюда шли, — сказал Феррагуто.

— Но они были не в пижамах. Это скорее было что-то вроде…

— Соблюдайте тишину, — сказал управляющий. — Подойдите, Антунес, и поставьте свою подпись там, где вам покажет Реморино.

Старичок внимательно просмотрел список, пока Реморино держал наготове «бироме». Феррагуто достал носовой платок и несколько раз приложил его ко лбу.

— Это на восьмой странице, — сказал Антунес, — а я, как мне кажется, должен подписывать на первой.