Читаем Игра в классики полностью

туда с тобой, твое невежество могло бы испортить мне

хуже, если смотреть на витрины, чем в Париже или

удовольствие, бедняжка, на самом деле вся вина за то,

Лондоне, наконец появилось множество прекрасных те-

что ты читаешь подобные романы, лежала на мне, я был

атров любого жанра, рассчитанных на все вкусы и ко-

эгоистом (на месте прежних пыльных пустырей, это

шельки. Все это, а также прочие изменения, которые я

ладно, а я вот думаю о площадях провинциальных го-

позже заметил в обществе, убедили меня в том, что на

родков, об улицах Риохи[402] в сорок втором, о горах, кото-

ша столица сделала резкий скачок вперед со времен

рые в сумерках становятся фиолетовыми, и о счастье,

68-го года, правда, казавшийся скорее произвольным и

которое охватывает тебя, потому что ты один на краю

не похожим на поступательное движение вперед, когда

света, и о прекрасных театрах. О чем толкует этот

люди знают, что делают; но от этого происшедшие из-

тип? Он только что упомянул Париж и Лондон, он го-

менения не стали менее реальными. Одним словом, на

ворит о вкусах и кошельках, видишь, Мага, ты видишь,

меня пахнуло европейской культурой и благосостояни-

он обводит ироническим взором все то, что тебя волно-

ем, и даже рынком труда.

вало, ведь ты была убеждена, что борешься с невежест-

Мой дядя был в Мадриде крупным агентом по про-

вом, читая книгу испанского писателя с его фотогра-

дажам. В былые времена он занимал важные государ-

фией на обложке, он говорит о дуновении европейской

ственные посты: был генеральным консулом; потом ат-

культуры, а ты убеждена, что подобное чтение поможет

таше в посольстве; позднее, в результате женитьбы, он

тебе понять микро- и макрокосмос, не успевал я войти

оказался при дворе; одно время он служил в министер-

в комнату, как ты доставала из ящика своего стола, —

стве финансов, при поддержке и покровительстве Бра-

ведь у тебя был рабочий стол, в обязательном порядке,

во Мурильо,[403] и наконец интересы семьи побудили его

хотя я никак не мог понять, какую такую работу ты

поменять жизнь вольного труженика, полную надежд и

можешь держать в этом столе, — так вот, ты доставала

приключений, на непритязательность гарантированной

томик стихов Тристана Л’Эрмита, например, или науч-

зарплаты. Он обладал умеренным честолюбием, был

ный труд Бориса Шлецера[404] и показывала мне с нереши-

прямолинеен, активен, неглуп и имел множество свя-

тельным и в то же время самодовольным видом чело-

зей. Он занялся проталкиванием самых различных во-

века, который приобрел нечто совершенно замечатель-

просов и вскоре уже мог поздравить себя с тем, что вся

ное и собирается немедленно приняться за чтение.

эта кутерьма стала приносить свои плоды, а дела, по-

Невозможно было заставить тебя понять, что так ты не

ложенные под сукно, сдвинулись с места. На это он и

добьешься ничего, что есть вещи, которые надо делать

жил, несмотря ни на что, вытаскивая на свет божий

вовремя, не раньше и не позже, и каждый раз ты, всегда

сделки, пылившиеся в архивах, давая ход таким, кото-

такая веселая и беспечная, доходила чуть ли не до от

рые залежались в столах, указывая, по мере возможнос-

чаяния, а твою душу, словно облако, заполняла расте-

ти, дорогу тем, кто заблудился в пути. Ему пригодились

рянность. Давая ход таким, которые залежались в сто-

дружеские отношения с людьми из той и из другой

лах, нет, со мной ты не могла на это рассчитывать, твой

партии, а также высокие посты, которые он занимал в

стол — это твой стол, я его для тебя не ставил, и я его

государственных учреждениях. Для него не существо-

у тебя не отбирал, я просто смотрел, как ты читаешь

вало закрытых дверей. Можно было подумать, что

свои романы и разглядываешь обложки и картинки во

швейцары в министерствах обязаны ему жизнью, с та-

всех этих книжках, а ты ждала, что я сяду рядом с

кой сыновней любовью они его приветствовали и рас-

тобой, и все тебе объясню, и подбодрю тебя, и сделаю

пахивали перед ним двери, как перед своим. Я сам слы-

все то, что женщина ждет от мужчины, чтобы он немно-

шал, говорили, будто он получил большие деньги, при-

го развязал ей тугой поясок на талии, и раз — взял бы

ложив руку к делу о шахтах и железных дорогах;

ее в оборот и заставил делать то, что считает нужным,

однако были другие дела, в которых его застенчивая

чтобы оторвать ее от вечного вязания пуловеров и не-

честность ему вредила. Когда я поселился в Мадриде,

скончаемой пустопорожней болтовни, болтовни ни о

он, судя по всему, мог считаться человеком зажиточ-

чем. Послушай, даже если я и чудовище, чем же мне

ным, но не более. Он ни в чем не нуждался, но у него

хвастаться, у меня даже нет тебя, потому что было твер-

не было накоплений, что, по правде говоря, не так уж

до решено, что я должен тебя потерять (даже не поте-

похвально для человека, который столько работал и те-

рять, потому что для этого я сначала должен был тебя

перь приближался к концу жизни и потому вряд ли мог

обрести), что, по правде говоря, не так уж похвально

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее