туда с тобой, твое невежество могло бы испортить мне
хуже, если смотреть на витрины, чем в Париже или
удовольствие, бедняжка, на самом деле вся вина за то,
Лондоне, наконец появилось множество прекрасных те-
что ты читаешь подобные романы, лежала на мне, я был
атров любого жанра, рассчитанных на все вкусы и ко-
эгоистом
шельки. Все это, а также прочие изменения, которые я
ладно, а я вот думаю о площадях провинциальных го-
позже заметил в обществе, убедили меня в том, что на
родков, об улицах Риохи[402]
в сорок втором, о горах, кото-ша столица сделала резкий скачок вперед со времен
рые в сумерках становятся фиолетовыми, и о счастье,
68-го года, правда, казавшийся скорее произвольным и
которое охватывает тебя, потому что ты один на краю
не похожим на поступательное движение вперед, когда
света, и о
люди знают, что делают; но от этого происшедшие из-
тип? Он только что упомянул Париж и Лондон, он го-
менения не стали менее реальными. Одним словом, на
ворит о вкусах и кошельках, видишь, Мага, ты видишь,
меня пахнуло европейской культурой и благосостояни-
он обводит ироническим взором все то, что тебя волно-
ем, и даже рынком труда.
вало, ведь ты была убеждена, что борешься с невежест-
Мой дядя был в Мадриде крупным агентом по про-
вом, читая книгу испанского писателя с его фотогра-
дажам. В былые времена он занимал важные государ-
фией на обложке, он говорит о дуновении европейской
ственные посты: был генеральным консулом; потом ат-
культуры, а ты убеждена, что подобное чтение поможет
таше в посольстве; позднее, в результате женитьбы, он
тебе понять микро- и макрокосмос, не успевал я войти
оказался при дворе; одно время он служил в министер-
в комнату, как ты доставала из ящика своего стола, —
стве финансов, при поддержке и покровительстве Бра-
ведь у тебя был рабочий стол, в обязательном порядке,
во Мурильо,[403]
и наконец интересы семьи побудили егохотя я никак не мог понять, какую такую работу ты
поменять жизнь вольного труженика, полную надежд и
можешь держать в этом столе, — так вот, ты доставала
приключений, на непритязательность гарантированной
томик стихов Тристана Л’Эрмита, например, или науч-
зарплаты. Он обладал умеренным честолюбием, был
ный труд Бориса Шлецера[404]
и показывала мне с нереши-прямолинеен, активен, неглуп и имел множество свя-
тельным и в то же время самодовольным видом чело-
зей. Он занялся проталкиванием самых различных во-
века, который приобрел нечто совершенно замечатель-
просов и вскоре уже мог поздравить себя с тем, что вся
ное и собирается немедленно приняться за чтение.
эта кутерьма стала приносить свои плоды, а дела, по-
Невозможно было заставить тебя понять, что так ты не
ложенные под сукно, сдвинулись с места. На это он и
добьешься ничего, что есть вещи, которые надо делать
жил, несмотря ни на что, вытаскивая на свет божий
вовремя, не раньше и не позже, и каждый раз ты, всегда
сделки, пылившиеся в архивах, давая ход таким, кото-
такая веселая и беспечная, доходила чуть ли не до от
рые залежались в столах, указывая, по мере возможнос-
чаяния, а твою душу, словно облако, заполняла расте-
ти, дорогу тем, кто заблудился в пути. Ему пригодились
рянность.
дружеские отношения с людьми из той и из другой
партии, а также высокие посты, которые он занимал в
стол — это твой стол, я его для тебя не ставил, и я его
государственных учреждениях. Для него не существо-
у тебя не отбирал, я просто смотрел, как ты читаешь
вало закрытых дверей. Можно было подумать, что
свои романы и разглядываешь обложки и картинки во
швейцары в министерствах обязаны ему жизнью, с та-
всех этих книжках, а ты ждала, что я сяду рядом с
кой сыновней любовью они его приветствовали и рас-
тобой, и все тебе объясню, и подбодрю тебя, и сделаю
пахивали перед ним двери, как перед своим. Я сам слы-
все то, что женщина ждет от мужчины, чтобы он немно-
шал, говорили, будто он получил большие деньги, при-
го развязал ей тугой поясок на талии, и раз — взял бы
ложив руку к делу о шахтах и железных дорогах;
ее в оборот и заставил делать то, что считает нужным,
однако были другие дела, в которых его застенчивая
чтобы оторвать ее от вечного вязания пуловеров и не-
честность ему вредила. Когда я поселился в Мадриде,
скончаемой пустопорожней болтовни, болтовни ни о
он, судя по всему, мог считаться человеком зажиточ-
чем. Послушай, даже если я и чудовище, чем же мне
ным, но не более. Он ни в чем не нуждался, но у него
хвастаться, у меня даже нет тебя, потому что было твер-
не было накоплений, что, по правде говоря, не так уж
до решено, что я должен тебя потерять (даже не поте-
похвально для человека, который столько работал и те-
рять, потому что для этого я сначала должен был тебя
перь приближался к концу жизни и потому вряд ли мог
обрести),