Читаем Игра в классики полностью

вернуть себе упущенные возможности.

для человека, который… Похвально, бог знает сколько

В то время он выглядел моложе своих лет, одевался

времени я не слышал этого слова, как обедняется язык

как самые элегантные молодые люди, тщательно и вы-

у нас, у креолов, когда я был мальчишкой, у меня было

деляясь на фоне остальных. Он был гладко выбрит, для

больше слов, чем теперь, я читал те же книги, и у меня

него это было показателем верности старшему поколе-

был огромный словарный запас, совершенно, впрочем,

нию, к которому он и принадлежал. Тонкое обхождение

бесполезный, но тщательный и выделяющийся на фоне

и веселый нрав были у него как раз в меру и никогда

остальных, уж это точно. Интересно знать, ты действи-

не переходили в наглую фамильярность или в пустое

тельно была увлечена такой книгой или она служила

тщеславие. Умение вести беседу было его главным до-

тебе трамплином для продвижения вперед, в твои не

стоинством и главным недостатком, потому что, зная,

ведомые страны, чему я напрасно завидовал, тогда как

как прекрасно он владеет разговором, он поддавался

ты завидовала моим походам в Лувр, о которых подо-

зуду красноречия и разбавлял свои рассказы утоми

зревала, хотя ничего мне и не говорила. Так мы при-

тельным количеством подробностей. Иной раз они на-

ближались к тому, что в один прекрасный день должно

чинались с первых же слов и были украшены такими

было случиться, когда ты поняла, что я могу дать тебе

незначительными мелочами, что хотелось умолять, ра-

лишь малую толику своего времени и своей жизни и

ди всего святого, сократить повествование. Когда он

разбавлять свои рассказы утомительным количеством

рассказывал какую-нибудь охотничью байку (он был

подробностей, только это, так тяжело становится, когда

страстным любителем этого дела), проходило столько

я вспоминаю об этом. Но как ты была хороша, когда

времени с момента вступления до момента выстрела,

сидела у окна и пасмурное небо скользило по твоей

что слушатель уже забывал, в чем, собственно, дело и,

щеке, ты сидела с книгой в руках, рот, как всегда, чуть

когда раздавалось «ба-бах», вздрагивал от испуга. Не

приоткрыт, а глаза полны неуверенности. Как много

знаю, следует ли отнести к его физическим недостаткам

времени ты потеряла, ты была всего лишь заготовкой

хроническое раздражение слезных желез, но порой, в

чего-то, чем ты могла бы стать под другой звездой, и

особенности в зимнее время, глаза его были такими потому

обнимать тебя и заниматься с тобой любовью

влажными и воспаленными, будто он долго плакал, ис-

было слишком тонкой задачей, сродни чему-то божест-

ходя соплями и слюнями. Я не встречал другого такого

венному, а я обманывал себя, я впадал в глупое вы-

человека, у которого был бы такой обширный выбор

сокомерие интеллектуала, который думает, что он до-

тонких носовых платков. По этой причине и из-за при-

статочно всего поднабрался и теперь ему все понятно

вычки не выпускать белоснежный лоскуток из правой

(плакал, исходя соплями и слюнями, совершенно отвра-

руки или из обеих рук один мой друг из Андалусии,

тительно сказано). Поднабрался, и теперь ему все по-

добряк и ворчун, о котором я расскажу позже, называл

нятно, смех, да и только, Мага. Слушай меня, я говорю

моего дядю Вероникой.[405]

это только для тебя, только прошу тебя, не говори ни-

Он выказывал мне искреннее расположение, и в

кому. Мага, заготовкой был я, а ты трепетала, чистая

первые дни моей жизни в Мадриде буквально не отхо-

и свободная, как пламя, и еще как река из ртути, как

дил от меня, помогая мне устроиться, тысячу разных

первое пение птиц, встречающих зарю, и как приятно

вещей. Стоило заговорить с ним о семье и вспомнить

сказать тебе это словами, которые ты так любила, ты

что-то из моего детства или какой-нибудь случай с мо-

считала, что они существуют только в стихах и что у

им отцом, как моего дорогого дядюшку охватывало

нас есть на них право. Где ты будешь теперь, где будем

нервное возбуждение, и он с лихорадочным энтузиаз-

теперь мы оба, две маленькие точки в непонятной все

мом начинал перечислять имена великих людей, про

ленной, близко ли, далеко ли друг от друга, две точки,

славивших фамилию Буэно де Гусман,[406] и, достав но

соединяющие линию, которые то произвольно удаляют-

совой платок, он пускался рассказывать мне разные

ся, то приближаются (великих людей, прославивших фа-

истории, которым не было конца. Он считал меня пос-

милию Буэно де Гусман, ты только посмотри, что за вы-

ледним представителем мужского пола в этом роду, бо-

ражение, Мага, ну как ты могла читать такое дальше

гатом на личности, и холил и лелеял меня, как ребенка,

пятой страницы…), мне уже не объяснить тебе, что та-

несмотря на мои тридцать шесть лет. Бедный дядюшка!

кое броуновское движение, разумеется, уже не объяс-

За этими выражениями приязни, которые заметно уве-

нить, однако мы с тобой составляем некую фигуру,

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее