— Увы, сны сами выбирают Вас. Это дань, которую Вы вынуждены платить, за те иллюзии, в которые Вы были заключены там, откуда Вы пришли. Но со временем предопределённость будет слабеть. С каждым разом, Вы будете всё более и более свободны в своём выборе. Но не сразу. Ещё немного предстоит отработать то, что иногда называют кармой. Каждая медаль имеет оборотную сторону, и если Вы открыли одну сторону карты, то должны увидеть и то, что у неё на обороте. Первые иллюзии, как правило, самые болезненные. Надо увидеть дно в самом начале процесса, чтобы потом начать восхождение к вершине. Не воспринимайте всё это слишком серьёзно, это игра. Я всё объясню, потом. А сейчас…
Николай уже не слышал его. Его вниманием завладел новый уродец. Безумно вытаращив свои, рвущиеся из орбит, глаза, он в каком-то безумном оскале, взглядом полным отчаянья и боли смотрел сквозь мутное стекло банки, словно только что увидел и понял нечто такое, что пронзило его безнадёжностью, и навсегда запечатало в этот сосуд. Он был, похож, был похож на…
— Мда-а, растолстел же ты майор. Тюлень, да и только — прервал голос опоздавшего на встречу знакомого увлекательный процесс разглядывания, тем в кого стремительно погружался Николай, в ряби огромной лужи луже своего отражения.
— Ну, привет, писатель — ответил пузатый майор, в которого превратился Николай, протягивая руку. — Сразу пойдём, или?
— Конечно же, или. С меня за опоздание штрафная — писатель достал четвертушку водки.
Настроение у майора улучшилось. Сугрев был сейчас в самый раз. Очень был сейчас нужен сугрев. Шутка ли почти час ждал писателя! Конечно, рассматривать своё изображение в колышущейся ряби мутной лужи занятие, как оказалось, интересное, и даже как бы вроде гипнотизирующее — успокаивающие, но ведь собирались то встретиться для дела.
Скоро на развёрнутой газете с подходящим названием «Полдень патриота», образовалась незамысловатая закуска, и пара пластиковых стаканов.
— Ну, поехали — сказал писатель, поднимая стакан. — За родину!
— За нашу советскую родину! — с чувством ответил майор.
Пошло хорошо.
— После первой и второй… — писатель уже разливал по новой. — Давай теперь ты тостуй.
— За нашу армию! — серьёзно и насуплено, с чувством произнёс майор.
— За нашу советскую армию — подхватил писатель.
Вторая тоже пошла неплохо.
Пришло время закусить.
— Ну что, смотрю, ты по прежнему в строю, борешься — писатель кивнул на расстеленный на скамейке «Полдень патриота».
— И ты воюешь, брат. Твоя последняя серия «имперских мечей» — сила — ответствовал майор.
Наступила пауза. Слышен было только мерный хруст двух крепких челюстей.
Начался разговор о перспективах.
— Ну, как у вас там, небось, главред идёями так и пышет? Чего нового придумал?
— Будем заниматься фаст-фудом. Исследования показали, что нашу газету читают в момент, когда на ней соображают на троих. Понимаешь, собираются патриоты, покупают выпивку, закуску, газету, идут в парк, расстилают её, раскладывают закуску, выпивают и ругают власть.
— Да, именно вот так у нас всё и идёт — тяжко вздохнув, протянул писатель.
— Да, нет, понимаешь, нам маркетологи объяснили, что это очень хорошо. Это значит — выработался массовый стереотип поведения. К этому надо относиться очень серьёзно, работать над этим. Это, по сути, постоянно происходящие, стихийные, вошедшие в привычку — патриотические собрания, в которых участвуют огромные массы рядовых патриотов. Вот в процессе этих патриотических собраний и читается пара — тройка заголовков и анонсов, из тех, что набраны крупном шрифтом. Это, оказывается, как-то по научному, очень мудрено называется, что-то там с маркетингом связано. В общем, нам объяснили, что на этом можно построить целую бизнес стратегию. Надо только трансформировать газету в упаковку стандартного продуктового набора — пакет, одноразовая скатерть, водка, закуска, стаканчики, салфетки.
— Салфетки не нужны. Баловство. Народ не поймёт — вставил внимательно слушающий писатель.
— Понимаешь, тут будет важен каждый лишний кусок бумаги. Ведь текст то будет напечатан крупными буквами на всех этих предметах. Беря стакан, сморкаясь в салфетку, наливая из бутылки, беря закуску со скатёрки, их взгляд будет невольно видеть запечатлённые на них слова правды.
— Да не будут они в салфетки сморкаться! Ты вот в салфетки сморкаешься? Буржуазное это, не наше. Гламур не пойдёт. Надо что-то тут другое придумать. Всё хорошо, а салфетки лишнее — зациклился глубоко вникший в идею писатель.