Игра в Тарот

Въезд в город был воистину триумфальным! Вдоль улицы через каждые два метра стояли рослые мужчины в одинаковых серых хламидах с закрытыми платками лицами. Они синхронно размашисто взмахивали пальмовыми ветвями и хорошо поставленными командными голосами отрывисто гаркали — Осанна! За ними ходили такие же рослые мужчины, только уже в белых хламидах (один ходящий где-то на десять стоящих и размахивающих ветвями) и сообщали всем прохожим, что, это едет — сын Давидова, воскреситель Лазаря из мёртвых.

Надо признать, что эти усилия привели к определённому результату — к Храму вместе с Еушей подошла довольно значительная толпа. Войдя в его приделы Еуша после короткой речи осуждающей торговцев и менял, призвал очистить Храм и самолично перевернул первый стол. Рослые мужики в серых и белых хламидах, с закрытыми платками лицами, которые все после приветствия организованно последовали за ним, видно воодушевлённые его примером, быстро и умело разгромили торговые ряды, мигом выгнав всех торговцев вон, вместе с их скарбом.

Так что скоро Еуша залез на какое-то возвышение посреди всеобщего разгрома, кажется перевёрнутый ящик, и начал свою проповедь. Вокруг него сплотилось двенадцать соратников, немного поодаль как-то необычно ровными рядами выстроились его новые последователи в серых и белых хламидах, ну а за ними как-то опасливо жались и остальные слушатели.

Он говорил долго. Осуждал сребролюбие саддукеев, догматизм фарисеев, говорил, что Храм и вера должны стоять на Истине, и что если в основе нет истины — здание рухнет. Он предрекал всеобщую скорую гибель и скрежет зубовный, и тут же обещал рай и спасение. Он говорил, говорил, говорил…

Время от времени серые и белые хламиды громко гаркали — Ура!

В какой-то момент их ряды раздвинулись, и к нему бодро и деловито направилась большая группа слепых и калек, которых он с радостью, под всеобщие крики ура, всех до одного благополучно исцелил.

Ожидаемые саддукеи с фарисеями так и не появились. Время от времени он замечал, как из за колон высовывались какие-то явно подосланные синедрионом соглядатаи, которые, немного понаблюдав, быстро утекали куда-то по направлению к дворцу первосвященника.

Постепенно стало смеркаться. Зеваки и любопытные, толпившиеся за спинами серых и белых хламид, стали постепенно расходиться. Скоро в залившей пустое пространство тьме остался только он, двенадцать апостолов, и серые и белые хламиды. Его соратники запалили факелы, и он теперь стоял в кольце их мерцающих огней. В их дрожащем свете он заметил, как со стороны башни Антония незаметно из тьмы появился Руфос. Он деловито обошёл пустую площадь, как-то нерешительно покрутился вокруг их группы, близко, однако, не приближаясь, потом отошёл и что-то сказал одному в белой хламиде, тот взмахнул рукой, и серые и белые организованно и быстро удалились.

Перед уходом, как показалось Еуше, растерянный и озадаченный Руфос ободряюще махнул ему из далека, и тут же быстро скрылся за ближайшей колонной, без следа растворившись во тьме.

Еуша и двенадцать соратников (по числу колен Давидовых) остались совершенно одни. Огромная холодная пустота безлюдного храма казалось давила их своей бесконечностью. Такие маленькие и одинокие посреди этой безмолвной громады они невольно задрожали, как будто их пронзил какой-то посюсторонний совершенно непереносимый холод, так не похожий на мягкую, ночную прохладу, обычно заливающую приятной свежестью раскалённое в течение дня каменное пространство. Ещё немного подождав, они, вдруг все остро почувствовали, как на них навалилась, словно, выдавливая прочь, какая-то нечеловеческая усталость этого суматошного дня, и, кроме того, они всё вдруг вспомнили, что ничего не ели с самого утра. Началось роптание. Пара, самых нестойких, без спросу отправилась восвояси. Потом ушёл ещё один, Иуда, с обещанием принести хлеба и вина. И вдруг, словно разом сломавшись, вся оставшаяся компания, как по команде, быстро направилась вон из храма, обратно в Вифанию, туда, где горел очаг, ждала постель, а жёны вчера помазанного на царство Царя Иудейского наверняка, истомившись в ожидании, уже приготовили обильный ужин.

Когда они уже подходили к Вифании, им повстречался идущий навстречу Иуда, нёсший кувшин вина и несколько лепёшек. Он был очень удивлён, увидев бредущих из города павших духом соратников, и поведал, что жёны помазанного на царство уже спят, готовясь с самого раннего утра наделать съестных припасов, чтобы доставить их в захваченный ими Храм.

— Готов ли ужин? — раздался нестройный хор усталых голосов.

— Ужина нет, есть только это — ответствовал усердный казначей, протягивая оголодавшим свою скромную поклажу.