Игра во всё

Я на Малую Бронную не пошел. А ведь Анатолий Васильевич брал меня на главную роль вместе с нашими «Местными». Случай уникальный. По той причине, что тогда молодые актеры после прихода в театр просто сидели. Три года находились в ожидании, когда им дадут какую-нибудь заметную роль. Давали возможность вынести на сцену стул, а потом его унести, или, как в знаменитом анекдоте, войти в дверь в костюме дворецкого и громко произнести: «Гонец из Пизы, государь!», и тут же уйти. Вот и все. А тут приглашает на Малую Бронную сам Эфрос! Да еще на главную роль в спектакле, который так нашумел в Москве, что был на него просто вал.

Потом – «Ромео и Джульетта». Еще одна встреча с Анатолием Васильевичем. Это тоже история, как говорится, не для слабонервных.

Я от кого-то узнал, что он собирается снимать телеспектакль «Ромео и Джульетта», и сам, не помню, где, достал телефон, дозвонился кому-то из его помощников и спросил: «Можно мне прийти на пробу?» Помощник сказал: «У нас уже есть списки. А вы кто?» – «Симонов Володя». – «Хорошо, приходите». – «Куда и во сколько?» – «В двенадцать часов ночи на Малую Бронную. Там будут пробы. Немножко выучите первую сцену».

И вот прихожу на Малую Бронную в назначенное время, убежденный, что на пробах буду только я как претендент и Анатолий Васильевич как режиссер: он меня и попробует. Но оказалось не совсем так. Оказалось, что в тот же час на те же пробы пришел не только я. На них пришли еще человек сорок. И все сорок человек находятся в ожидании, когда их начнет пробовать Анатолий Васильевич. Сидят и ждут на длинных скамейках, расположенных по периметру комнаты, как в спортивном зале. Да и сама комната, пожалуй, не меньше спортзала.

Я сразу понял, зачем они пришли. Все они, как и я, пришли на Малую Бронную, чтобы попробоваться на разные роли в пьесе Шекспира. А в ней, как известно, много действующих лиц, в том числе и самых главных. Я, кстати сказать, собирался предложить себя на роль Меркуцио, родственника Принца Веронского, друга Ромео с юных лет, горячего и вспыльчивого, «как и все в Вероне».

Приходит Анатолий Васильевич. Приходит, садится за стол и говорит, что вот такая работа, вот такое начало, давайте попробуем, потом мой помощник скажет, кто остается, а кто уходит домой. «У всех есть время? До двух, до полтретьего?» Все сорок человек и я в том числе: «Да, есть, конечно!» Он тогда спрашивает: «Скажите, кто хочет попробовать роль Меркуцио?» – «Я можно попробую!» Он только еще успел сказать «меркуци» и «о» не договорил, а я уже почти выкрикнул: «Я можно попробую!» Как это у меня вышло, объяснить не могу. Не понимаю, как это я, зная себя, с такой стремительностью смог себя проявить. «Хорошо, – говорит он. – Для этюда нужны еще двое…» Он посмотрел на сидящих. «Ну, вот вы и вы». И сразу сказал: «Ну, давайте. Вот начало… Давайте».

Посреди комнаты был ковер. Громадный палас, наверное, пять на шесть метров. Эфрос спрашивает: «Ну вы помните, в чем там суть?» Я говорю: «Да, помню. Текст еще весь не выучил, поэтому могу ошибиться». Он говорит: «Не страшно. Можно своими словами… Ну начинайте. Вот вы выходите…» И мы начинаем играть этюд. Этюды, слава богу, я еще помнил: недавно закончил Щукинское училище.

Длилось это минуты две, может быть, три. В общей сложности. А уже секунд через пятнадцать после начала этюда и, соответственно, пробы меня на роль Меркуцио я зачем-то залез под ковер и играл со своими партнерами из-под ковра. Как? Для чего? Объяснить не могу. Слышал только, что Анатолий Васильевич смеется.

Этюд кончился. Он поблагодарил: «Спасибо, спасибо, спасибо». Я же, когда, взъерошенный, вылез из-под ковра, то с одной только мыслью: «Боже мой, что я натворил! Мог бы сыграть красиво, по-шекспировски…» Анатолий Васильевич, немного помолчав, сказал: «Хорошо. Подождите все в коридоре. Мы решим, что дальше делать».

Выходим в коридор. Все претенденты. Никто ничего не понимает. Видимо, я так сделал, что он решил нас всех выгнать; или просто устал; или что-то еще. Открывается дверь. Выходит его помощник и говорит: «Дорогие ребята, дорогие актеры… (маленькая пауза; все смотрят на помощника)…Владимир Симонов может остаться, все остальные свободны». С погасшими лицами все стали расходиться, а я зашел в комнату, где только что сыграл свой странный, единственный в жизни этюд под ковром. Эфрос сидел за столом. Горела лампа. Он посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: «Думаю, вы с ролью Меркуцио справитесь. О начале съемок вам позвонят».

Мне позвонили. Начались съемки.

Об этих съемках скажу, что они успешно прошли. Я в декорациях, которые придумал Анатолий Васильевич, прочитал длиннейший монолог в начале пьесы. Помню его весь: