Игрок

При моих родителях это все говорилось шепотом или в коридоре, но детей миссис Принс не очень стеснялась, и если нам случалось оказаться в одной комнате, начинала наставлять Эйлин своим визгливым голосом в открытую. Еще и поглядывала на меня время от времени, будто ища одобрения и приглашая посмеяться над "уродиной". От этого хотелось провалиться сквозь землю. Я старался сразу сбежать, а потом, прежде чем войти в гостиную, стал прислушиваться и проверять, нет ли там миссис Принс.

Поначалу она попыталась обхаживать Друэллу, постоянно делала ей комплименты насчет ее одежды, осанки и умения держаться и даже однажды назвала ее "Друэллочка", на что та отрезала:

— Меня зовут мисс Розье, потрудитесь запомнить!

Друэллу потом стыдили, но извиняться она отказалась. Миссис Принс ее больше не трогала. Я бы тоже с радостью послал ее к черту, но не мог — как-никак я был хозяином и обязан был вежливо вести себя с гостями. Пускай даже вынужденными.

Мои родители разрешали Эйлин пользоваться библиотекой, и она почти все время проводила за чтением. На людях миссис Принс даже хвалила ее за это, но если рядом никого не было, начинала шипеть:

— Все читаешь? Думаешь, умной станешь? Да как была дурой, так и останешься! Кому оно нужно, твое чтение, в жизни крутиться надо, а чтение твое всем до ..! (дальше следовало не самое приличное уточнение, до чего именно) Лучше бы ты с дитями пошла поиграла, подружилась...

Подтекст, вслух не произносившийся, тем не менее был ясен: "Знакомство пригодится потом, надо уметь к людям подлаживаться...".

Мне было жалко Эйлин, и я показал ей свое любимое тайное место — гамак в дальнем конце оранжереи. Там она обычно и пропадала целыми днями, набрав с собой стопку книг. Читала она очень быстро, словно глотала страницы. Сама миссис Принс не читала почти ничего, кроме журналов, где из номера в номер печатались любовные романы и статьи о том, как какая-нибудь известная певица или даже супруга министра лично стоит в очереди за летучим порохом и везде носит с собой карточки.

— Вот, не кто-нибудь, а живут так же, как мы, — умилялась она.

Такое же умиление у нее вызывали мои родители — "чуть ли не лорды, а нос не задирают, простые, милые", — как она однажды шептала Эйлин во время очередного сеанса поучений. Однако даже за этим умилением скрывалось то, что я тогда только чувствовал, но сформулировать не мог — примитивная уравниловка самого низкого пошиба, основанная на стремлении свести до своего уровня всех, кто чем-то отличается, всех, кому "в жизни повезло".

Сама-то миссис Принс была, по ее мнению, невезучая. В жизни ей приходилось тяжело, а счастье давалось другим — лентяям и бездельникам, ничем его не заслужившим, в то время как миссис Принс доставались от судьбы одни колотушки, а также враги, которые не пойми из-за чего проникались к ней ненавистью и вечно строили козни.

Впрочем, от миссис Принс была и польза, потому что благодаря ей я вывел одно из своих самых важных правил.

Надо сказать, что тогда я вел дневник... Лишь много позже я научился избегать, как огня, любых личных записей, писем, колдографий — всего, что могло дать ключ к моей настоящей личности, а не к тщательно создаваемой маске. Ввел в собственном доме железный принцип — немедленно уничтожать любую ненужную бумажку, будь это просто список покупок. Так что, обнаружив среди хлама в чулане свой детский дневник, я и его без сожаления бросил в огонь. Но сначала перечитал.

Это был самый наивный, самовлюбленный, поверхностный и сентиментальный дневник, какой только может быть у подростка. Я не знал, смеяться мне над ним или плакать. Особенно меня умилили жизненные правила, которые я пытался сформулировать, — например, правило о том, что курить вредно. Очень смешно перечитывать такое, выкуривая не менее двадцати сигарет в день...

Но правило, выведенное на основе наблюдений за миссис Принс, осталось со мной навсегда.

Только ты полностью отвечаешь за свою жизнь. Что бы с тобой ни случилось — это только твоя вина, а не чья-то еще.

"Всегда говори: "Я сделал ошибку". Никогда не говори: "Мне не повезло".

***

На вторые сутки после возвращения домой, в ночь на 23 декабря, всех разбудил низкий, тяжелый гул самолетов. Мама потребовала, чтобы мы срочно спускались в подвал, и я побрел вниз, зевая и протирая глаза. Папа еще осенью оборудовал в подвале убежище, куда стащили ненужную мебель, одеяла и небольшой запас еды и воды. Узкий наклонный коридор вел наружу, в сад — запасной выход на случай, если бомба попадет в дом.

Несмотря на наколдованный в жаровне переносной огонь, в убежище было холодно. Друэлла сразу улеглась спать на кушетке, положив голову на колени миссис Розье, Принсы тихо сидели в уголке. Эльфы сбились в кучку на скамейке и укутались все вместе в один плед.