– Я так и не увидела бабушку Викторию, – с сожалением произносит Ева. – Кто знает, как бы все у нас сложилось, если б мы жили за границей…
– Что тебя не устраивает здесь?
– Все хорошо, – поспешно отвечает девушка. – Я очень люблю Гринстоун. Просто подумала, что в Европе женщина имеет право получить высшее образование, а это уже совершенно иной статус в обществе. Здесь же подняться можно только через замужество.
Элизабет пожимает плечами.
– Пожалуй, мне очень мало надо в жизни, но для меня главное – моя семья. И статус жены юриста меня вполне устраивает.
– А я хочу строить свою жизнь сама, – говорит Ева твердо. – Сама себя обеспечивать и делать свой выбор без оглядки на статус мужчины.
– Именно поэтому ты сопротивляешься браку с Этьеном?
Ева гордо вскидывает подбородок, губы складываются в прямую линию.
– Нет. Он меня не любит. Это чистейший расчет с его стороны. У Леграна на уме одно: породниться с нашей семьей.
– Что в этом плохого?
– Мам! – возмущенно фыркает Ева. – Месье Легран без ума от перерожденных. Он на моего отца смотрит с куда большим обожанием, чем на меня. Если бы мог – женился бы на нем.
– Ева, фу!
– Вот именно – фу. Нравится ему за мной таскаться – пусть таскается. Надоест – пусть возвращается под юбку Агнешки Флетчер. А быть на вторых ролях я не согласна. И я не для него, говорила же.
Элизабет хмурится. Тон дочери ей совершенно не нравится.
– Дорогая, по-моему, ты очень сильно ошибаешься.
– А по-моему, поезд идет.
Весь окутанный паром, синий нью-кройдонский скорый прибывает к станции. На перроне начинаются беготня и толчея, Ева с Элизабет отходят к ограждениям. Брендон беспокойно шарит взглядом по открывающимся дверям вагонов, Эвелин с трудом удерживает мать на месте.
– Мам, ну подожди ты! Тебе дай волю – весь поезд насквозь пролетишь. Сейчас народ разойдется, появятся наши. Будем стоять на месте – они быстрее нас увидят. Ой, вон Алан! Ала-а-ан! – звонко кричит она и машет рукой.
Светловолосый кудрявый парень в летной куртке нараспашку пробирается к ним сквозь толпу. Элизабет бежит навстречу сыну, бросается обнимать.
– Привет, мам, – неловко улыбается Алан, сбрасывая на землю заплечную сумку. – Какая ты маленькая и легкая стала!
– Это ты вырос, милый, – смеется Элизабет. – А где малыши?
– Последний раз я их вылавливал в вагоне-ресторане. Они пытались поджечь увеличительным стеклом шнурки какого-то господина. Перед самым прибытием майор отправил их за сумкой в купе, и они опять пропали.
– О господи! – стонет Элизабет.
– Мам, а то ты мелкашек не знаешь. Привет, братик!
Алан переходит в объятья Евы, целует ее в макушку.
– Ты выросла. А грудь – нет! – ехидно замечает парень.
– Вот засранец! – возмущается Эвелин, расплываясь в улыбке, и тискает брата.
К ним подходит Брендон, молча жмет Алану руку, сияя от радости. Со стороны отец и сын выглядят как близнецы, только Алан пошире в плечах, и его нос и щеки усыпаны мелкими веснушками. «В детстве они были ярче», – с легкой грустинкой думает Ева. Она утыкается в грудь брата, вдыхает запах разогретой солнцем кожи. Алан дергает Эвелин за локон.
– Ты что с волосами сделала, страшилище?
– Не нравится – обреюсь, – нарочито сурово бурчит она.
– Не вздумай! Лысая и без сисек – такую только в зоопарк.
– Милый, что-то у тебя одна тема на уме, – сдерживая улыбку, замечает Элизабет. – Плохо с девушками на службе?
Алан краснеет до корней волос, усмехается.
– Есть у меня одна. В столице. Видимся иногда.
– Мелкашки! – восклицает Ева и заливается хохотом, указывая за спины брата и родителей.
По перрону, чеканя шаг, шествует майор Коппер. С мрачным и торжественным видом он ведет за уши пару худеньких белокурых подростков. Бежевые рубашки, штаны до колен, аккуратные белые носочки, клетчатые кепки, сдвинутые на затылок. На совершенно одинаковых ангельски красивых личиках – выражение оскорбленной невинности, в голубых глазах застыли невыплаканные слезы.
– Мама! Папа! – отчаянно кричат близнецы, увидев родителей.
Коппер разжимает пальцы, и дети со всех ног несутся к Брендону и Элизабет, обнимают их и прячут хитрые улыбки.
– Малыши мои! – шепчет Элизабет, покрывая щеки близнецов поцелуями. – Как я соскучилась, мои родные…
«Коппер, что они опять натворили?», – спрашивает Брендон.
«За те четыре часа, что мы сюда добирались, они успели проползти под столами в вагоне-ресторане и троим джентльменам связали между собой шнурки. Алан отловил их, когда они прожигали лупой ботинок. Перед прибытием адовы детки забрались в багажный вагон и построили дом из чемоданов. Собственно, всё».
Ева и Алан хохочут в голос, Брендон сгибается пополам, закрывая лицо ладонями. Элизабет прижимает близнецов к себе, утирая слезы рукавом.
– Несправедливо драть детям уши! – обиженно кричит один из подростков.
– Сибил… или Уильям? – неуверенно начинает Элизабет.
– Я Сибил, мама.
– Прости, родная. А где бабушка?
– У бабушки это… амор! – округляет глаза Уильям.
Они с Сибил переглядываются, на губах появляется и тут же прячется улыбка.
«Твоя мать отправила детей одних через Атлантику?», – хмурится Брендон.