Иисус моей веры

До конца вечера они веселились и курили под музыку, иногда жуя сырный попкорн, который Иисус сравнила с божественным танцем прямо на ее языке, а я не мог выбросить из головы прерии надежд и алое мерцание солнца. Пейзажи вспыхивали, как спонтанно с горизонта на них нападали темные очертания всадников, несущих погибель рассветам. Северный ветер леденил бессмертный пруд, и все его обитатели задыхались под толщей замерзшей воды. Я сам был маленькой рыбкой, искавшей спасение на илистом дне, где норовил выкопать туннель, ведущий к свету. Но он направлял сознание в непроницаемое царство абсурдных сновидений. После того как Джульетта отправилась на небеса с полными карманами таблеток, а Иисус улетела в Мексику за рецептом 32, я уснул на ковре, окончательно поглотившем мое невесомое тело.

Уставший, очнулся там же. Голова небрежно покоилась рядом со спасительно мягкой подушкой, что была предоставлена мне неизвестным. Часы показали 9:32, чему я не сразу поверил – сумрак обволакивал все вокруг. Направив взгляд на плотные шторы, я остановил его у возвышающегося надо мной дивана. Кудри, которые беспечно лежали на плечах, были наполнены влагой, отчего казались еще более черными. Они спускались, ночным небом застилая восемь аккуратных родинок на персиковой коже. Закрытые глаза иногда вздрагивали, заставляя ресницы порхать, как ветер тревожит отдыхающих бабочек в саду. Я замер, осознав, что наступил на противопехотную мину. Она могла взорваться в любую секунду, уничтожив представивший нереальным момент. Поэтому я сделался абсолютно неподвижным, чтобы не разбудить Иисуса. Через вечность мышцы уже болевшей шеи начало сводить. Задержав дыхание, я перевернулся на бок. Мина не сработала. Возможно, она могла выдержать также и одну утреннюю сигарету? Я потянулся в карман и обнаружил, что наполовину закрыт одеялом. В моем осознанном периоде жизни никто и никогда не укрывал меня одеялом до этого момента. Было 9:58, а мои конечности еще не взмыли в воздух, подорвавшись. Этот факт позволил вдохнуть никотин. Порыв дыма утяжелил мои легкие, масса стала критической, и боеприпас взорвался. Как оказалось секундой позже, моя зависимость не была причиной пробуждения Иисуса. Через сон она издала неразборчивое «уходи» тому, кто стучал в дверь, нарушая наш покой. После встала, и свободные пижамные штаны тронули мой затылок. В гостиную вошли четверо.

– Здравствуй, Мартин! – неразборчиво крикнула маленькая Мэгги.

Сестра Криста мгновенно подбежала с распростертыми объятиями ко мне. Чуть не подпалив детские волосы своей сигаретой, я торопливо начал искать более подходящее место для ее тушения. В это время Крист и Рут, его другая сестра, сели на только что покинутую импровизированную постель хозяйки дома. Иисус, раздвинув шторы, удалилась в ванную. Я, застигнутый врасплох, от уничтожения моей мирной обездвиженности готовый взорваться, еще не до конца осознал, что все уже сделано. Три человека стали поводом для моей скоропостижной смерти. Надеясь на то, что вид разлетающегося тела для них стоил того, я вышел восстанавливаться на уличные ступеньки, веявшие прохладой. Не успев присоединиться к голове, мои уши уловили звук открывания входной двери. Крист осторожно сел рядом со мной.

– Ты простишь нас за неожиданное пробуждение?

– Все замечательно. Я не спал.

Собеседник осведомился о том, как прошел день рождения Иисуса, на котором он, по обыкновению, отсутствовал. Далее начал пытать меня необходимостью оценить приготовленный им подарок для подруги. Это был увесистый блокнот с белым бантом на углу тканевой обложки. Я заметил, что он явно лучше маленького тома уже прочитанных стихотворений.

– Она просила не говорить тебе. Наверное, просто не хотела, чтобы ты беспокоился.

Я знал, что причина кроется не в искусственной заботе, но других вариантов придумать не мог. Крист понял, что эти слова меня не устроили, и попытался исправиться.

– Знаешь, когда мы пили бренди, я пытался принять для себя две вещи, о которых не могу рассказать. Но вот мой совет – если ты не можешь на что-то повлиять, будь то твои чувства или чьи-то действия, значит, нужно просто смириться. Я думаю, у меня получается, – он теребил кончик подарочной ленты, – и тебе желаю того же.

«Еще пара тайн с посыпкой очевидностей в копилку», – сказали отголоски негодования, но я выпустил изнутри только почти искреннее «спасибо».

На последней затяжке потерянные остатки моего тела вернулись на свое место, и мы зашли в дом.

Дети разбушевались, оказавшись в свободном мире Иисуса. В их семье не позволялось ходить по столу и передвигать мебель. Здесь же все было дозволено. Только сформировавшиеся с годами внутренние ограничения могли останавливать пришедших. Если бы родители Криста знали оказываемое этим местом влияние, они не просили бы брата больше времени уделять своим сестрам. Примкнув к построению баррикад из попавших под руку вещей, я почувствовал, как в жилах собравшихся течет одна и та же, вольная кровь. Мы могли ходить по улицам вниз головой и спать с ногами на подушке 33.