Их было 999. В первом поезде в Аушвиц

Эсэсовцам «нравилось, что [Фрида] на них шпионит», – пытается объяснить Франциска Мангель-Так в своем восьмичасовом интервью для Фонда Шоа. Но ведь «она шпионила против них». История, которую рассказывает Франциска, мудреная и путаная. Она излагает ее так, будто мы должны хорошо знать всех, о ком она говорит, и поэтому сложно следить за разными нитями и участниками повествования. Но при сопоставлении интервью с рассказами ее кузин и других выживших перед нами начинает вырисовываться более четкая картина деятельности Фриды и ее сестер. И в центре этой картины – алчность. Эсэсовцы хотели тайком получать «контрабандные» вещи с «Канады», чтобы пересылать их домой, и сестры собирали ценности, которые приносили им девушки из сортировочных бригад в обмен на еду, а сами потом меняли добычу узниц на привилегии со стороны эсэсовцев.

Девушки в «Канаде», рискуя жизнями, тайком проносили ценности в карманах и обуви, а потом бежали в блок к Циммершпицам, где обменивали все это на еду и медикаменты. «То, что они делали, – отвратительно, – говорит Ружена Грябер Кнежа. – Продавать хлеб голодающим девушкам». Но золото несъедобно, а, значит, по меркам Аушвица, дешевле хлеба.

В конце концов кто-то из высоких чинов СС вычислил, что одна из сестер работает на подполье. «Там была одна немка из Равенсбрюка, бывшая мадам в борделе, и Маргит… что-то ей сболтнула», – рассказывает Франциска Мангель-Так. Видимо, именно мадам и донесла эсэсовцам. «Там такие большие дела творились!»

Размах этих «дел» не могли себе вообразить ни мадам, ни даже эсэсовцы. Сестры не только помогали подполью, но и готовили собственный побег. Фрида – та самая, которую считали стукачкой, – однажды кивком пригласила младших кузин Марту, Этту и Фанни зайти в комнату к сестрам. Те усадили кузин и дали им наставления – заботиться друг о друге и беречь себя. Это был редкий момент откровенности. Этта и Фанни были признательны за то, что старшие кузины – обычно относившиеся к ним с презрением, вплоть до грубости, – наконец-то признали их своими. Тем вечером на работе Этта с сестрой и Марта чувствовали бóльшую уверенность в том, что они смогут пережить лагерные лишения.

Наутро Фрида, Ружена, Мальвина и Маргит исчезли. Проснувшиеся девушки недоуменно осматривались по сторонам. Куда делись их кузины? Они гуськом пошли за чаем, а потом встали на поверку, но все вокруг было как-то не так. Эсэсовцы с топотом носились туда-сюда и на всех орали. Один из эсэсовцев направил палец на Этту и Фанни.

– 1755 и 1756! Выйти из строя!

Их приказали немедленно доставить в Аушвиц I.

«Мы подумали, кто-то из родных приехал нас забрать», – вспоминает Этта.

В сопровождении капо девушки направились к лагерным воротам, как тут к ним подлетела другая капо, их кузина Франциска Мангель-Так.

– Не сознавайтесь, что вы – родственницы наших кузин, – предупредила она их по-словацки. – Они ищут всех с фамилией Циммершпиц.

– Почему? Что случилось? – спросила Фанни.

– Просто молчите, – сказала Франциска. – Не говорите ни слова! – И ушла.

Ее приказ проник глубоко в душу Этты. По дороге из Биркенау в Аушвиц сестры извелись от волнения. «Не сознавайтесь, что вы им родственницы» – что Франциска имела в виду? Не проронив в пути ни звука, Этта и Фанни дошли до Аушвица, где их тут же отправили на допрос в гестаповский блок 11, «Блок смерти». Там обычно содержали политзаключенных и русских пленных, но сейчас туда попали четыре молодые женщины. Этту и Фанни от расстрельной стенки отделяло лишь предупреждение Франциски. Из недр тюрьмы доносились вопли, там кого-то пытали. Судя по всему, женщину.

Одетый в черную форму с отполированными медными пуговицами эсэсовец оценивающе изучил девушек и спросил, знакомы ли они с сестрами Циммершпиц?

Этта открыла было рот, но слова застряли в горле. Она лишилась дара речи.

– Мы живем с ними в блоке 18, – ответила Фанни.

– И?

– И ничего. Одна из них – блоковая, остальные – штубные. Они ужасно ко всем относятся.

– Вы с ними в родстве?

– Нет.

– Ну как же не родственники? – настаивал он, указывая на Этту. – Она же вылитая Роза.

Отвечать на все вопросы должна была Фанни. Этта – словно язык проглотила.

– Мы, может, и однофамилицы, но родственных связей между нами нет! – произнесла Фанни. – В Аушвице-Биркенау полно Циммершпицев!

Да взять хотя бы всех Фридманов в лагере.

– Мы не получали от них никаких привилегий, даже добавку хлеба ни разу не дали, – продолжала доказывать Фанни. – Спросите любого. Они с нами обращаются хуже некуда.

Этта согласно кивала. Все, мол, так и есть. Ни единого лишнего кусочка.

Очевидно, эсэсовец хорошо знал об их репутации, и слова Фанни выглядели правдиво. Со всей очевидностью, им с Эттой ничего не известно. Обеих сестер отпустили назад в Биркенау. Никогда еще земной ад не был столь желанным.

Как схватили, разоблачили сестер Циммершпиц? Этот вопрос остается загадкой.

Ружена Грябер Кнежа говорит, что об их планах прознала одна полька, которая донесла эсэсовцам в надежде на смягчение условий. Франциска винит во всем мадам из борделя.