Их было 999. В первом поезде в Аушвиц

«Он был любовью моей жизни». После трех лет существования с ежедневными мыслями о том, что этот день может оказаться последним, Эдита вдруг ощутила себя свободной, живой – и влюбленной в Ладислава Гросмана. «Я была вся исполнена надежд. Надежд, что все теперь изменится к лучшему – мир, человечество, – надежд на наше будущее. Вот теперь и придет мессия, думала я. Мир преобразится навеки. Теперь все будет другим… Вышло не так, как я думала».

Начать с того, что она была серьезно больна – туберкулез костей. Лечение в швейцарском санатории отняло еще три года ее молодой жизни. После операции ее коленный сустав утратил подвижность, нога перестала сгибаться, а врачи, объяснив Ладиславу всю тяжесть Эдитиного случая, посоветовали ему «дать ей спокойно уйти». Но Эдита никогда и ничего не делала «спокойно».

Она спросила Ладислава, насколько ему будет в тягость хромота его молодой жены. «Мне будет в тягость, только если захромает твоя душа», – заверил он ее. Сердце Эдиты запело. Они поженились в 1949 году. Оправившись от туберкулеза, Эдита закончила изучение школьной программы и продолжила образование на биологическом факультете. Врачом она не стала, выбрав научную работу. Ладислав тем временем получил степень доктора философии и стал писать книги и пьесы, в том числе один киносценарий. Картина по его сценарию «Магазин на площади» получила в 1965 году «Оскара» как лучший фильм на иностранном языке. Они в то время жили в Праге.

Вскоре после этого их близкий друг Рудольф Врба объявил, что уезжает «в продолжительный отпуск». «Вам тоже вскоре придется уехать», – предупредил он. Для обеих семей это был рискованный шаг, но – как сказал Эдите Ладислав – «если нацисты не смогли удержать Руди в Аушвице, то Советы и подавно не смогут удержать его в Чехословакии». Гросманы вслед за семьей Врбы отправились на Запад в «длительный отпуск»[83], и потом поселились в Израиле, где Ладислав продолжил писать. Незадолго до его смерти к Гросманам в Хайфу приезжали представители Нобелевского комитета, рассматривая, очевидно, Ладислава в качестве кандидата на премию по литературе. Но через несколько дней он скончался от сердечного приступа, так и не получив международного признания, которого заслуживал[84].

Благодаря литературному мастерству Ладислава, его роману «Невеста», я глубже поняла и прочувствовала, насколько драматичной была история первого транспорта для маленьких городков, этот роман вдохновил на сцены, изображенные мною в первых главах этой книги.

«Пражские друзья моих родителей были типичными центральноевропейскими еврейскими интеллектуалами, – рассказывает сын Ладислава и Эдиты, Джордж Гросман, который, пойдя по стопам отца, посвятил себя искусству: он стал джазовым музыкантом и композитором. – Лингвисты, социологи, писатели, врачи. В выходные они приходили к нам в гости или мы шли к кому-то из них. Общение поддерживалось постоянно. За бесконечными чашками сладкого турецкого кофе, в густейшей пелене дыма дешевых сигарет – в те времена курили все, – речь всегда рано или поздно заходила о войне. В нашей семье о ней говорил обычно отец, в его опыте было много тяжелых моментов, но все же не настолько страшных, как у матери. Я позднее узнал, что в первые десятилетия после войны он не любил, когда мать заводила разговор об Аушвице. Я вырос в Праге, в коммунистической Чехословакии, и ни разу не слышал, чтобы она рассказывала о своей аушвицкой жизни. Подробности мне были неизвестны, но я видел татуировку с номером у нее на руке и понимал, что над ней – и над нами – висит черная туча невыразимого ужаса. В основном именно из-за этого – не сомневаюсь – я всю жизнь испытываю экзистенциальную тревогу – то и дело накатывает чувство, будто всё вокруг слегка свихнулось, что мир не столь однозначен, как кажется, что в воздухе висит какая-то опасность, даже если она остается неназванной. Наверное, мы все – как бы вторичные жертвы концлагерей».

Доктор Манци Швалбова (№ 2675) вернулась в Словакию, где продолжила заниматься медициной. Правда, со своим женихом она не воссоединилась. В одном из депортационных лагерей он влюбился в мужчину. У Манци, судя по всему, и у самой был роман – с политзаключенной-капо. Хоть Гитлер и ненавидел гомосексуалов не меньше, чем евреев, – смеется Эдита, – «но именно он превратил Манци и ее жениха в евреев-гомосексуалов!».

Эдита рассказала еще один мало кому известный факт: в 1943 году Манци выпал шанс покинуть Аушвиц: ей предложили выехать в Палестину. Но Манци ответила начальству, что она нужна здесь и поэтому останется. Прими она другое решение, эта история могла бы иметь совсем иной конец.