Их было 999. В первом поезде в Аушвиц

Один из самых тяжелых аспектов работы в «трупной команде» – находить тела своих друзей или родных или, того хуже, обнаруживать их при смерти в блоке 25. Члены команды были заводскими рабочими в индустрии, где побочный продукт – смерть, но они изо всех сил старались отдавать дань уважения мертвым подругам. «Мы очень бережно обращались с их телами, – говорит Берта. – Я просила у умершего человека прощения, прежде чем мы швырнем его в крематорский грузовик». Поначалу она пыталась запоминать даты смерти знакомых: «а вдруг я останусь в живых и смогу тогда назвать дату их родным, чтобы они имели возможность почтить их память в годовщину смерти».

Не все поступки девушек из «трупной команды» были достойны восхищения. Марги признается, что порой тайком уносила с собой вещи мертвых девушек, а потом обменивала свитера, носки или обувь на лишнюю порцию хлеба или маргарина. Однажды, убирая тела из блока 25, Марги услышала со стороны умирающих голос Клари Атлес.

– У меня нет одеяла, – произнесла Клари, когда Марги подошла поближе. Она с трудом узнала ту самую дочь рабби, которая в первые лагерные дни пыталась своей пламенной верой поднять их дух. Глядя снизу вверх на Марги с ласковым состраданием, Клари прошептала: – Жаль, что мы не знали друг друга дома.

Гуменнская община была тесной, но Клари и Марги принадлежали к разным социальным слоям, и едва ли у них могло появиться много поводов для знакомства. Да и по возрасту они различались, а кроме того, Клари училась в будапештской частной школе, куда ее отправили родители. Марги же и гуменнскую школу окончить не успела. «Мы были из разных миров, у нас не было ничего общего». Но сейчас они ровня, они обе – ничто. У смерти нет ни сословий, ни статусов.

Бессильная чем-то помочь Клари или найти ей одеяло, чтобы не так знобило, Марги искренне заверила ее: да, ей тоже жаль, что на воле им не довелось подружиться и проводить больше времени вместе. Все, что у Марги было, – последнее утешение человеческой близости.

Закончив утренний сбор тел умерших за ночь, девушки из «трупной команды» могли перевести дух: они получали свою дополнительную порцию хлеба и суп. В два часа к задней части блока 25 подъезжали мужчины на грузовике забрать тела, скопившиеся в leichenhalle. Пока они ждали, девушки поднимали трупы и загружали их в кузов. Работали они быстро. Leichenhalle был не тем местом, где хочется задержаться на лишний миг, но если девушки обнаруживали среди тел кого-то из знакомых, они все прерывались на молитву. «Мы просили прощения и читали кадиш на идише, прежде чем отправить их тела в крематорий».

Их последняя смена была в конце дня, когда заключенные шеренгами возвращались с работ. Тела тех, кто за этот день умер, был убит или погиб от несчастного случая, оставляли за воротами для пересчета. Потом их увозили или прямо в крематорий, или в leichenhalle. Селекции теперь «проводились все время». «И перед работой, и после – у нас селекция. Хоть ты высокая. Хоть ты красивая. Они могли отобрать кого угодно». Эсэсовцы зачастую отбирали на селекции целые группы здоровых девушек просто оттого, что имели власть убить кого пожелают.

Работа в «трупной команде» давала, конечно, девушкам лишний кусок хлеба и избавляла от селекций, но она не могла уберечь их от тифа. Блок 25 был пропитан инфекцией, и, несмотря на доступ к воде и возможности умыться, девушки не могли спрятаться от разносящих болезнь вшей, которые заползали на них во сне. Однажды Марги, проходя мимо окна, мельком увидела в темном стекле свое отражение. «Я выглядела на 200 лет. Старее выглядеть невозможно. Я не могла поверить, что это мое отражение».

Когда она почувствовала тифозный жар и тошноту, девушки из блока спрятали ее. «Разумеется, я отдавала им свой хлеб, поскольку сама есть не могла». К счастью, работа Марги защитила ее, она не попала на селекцию и выздоровела. Позднее она ответит взаимностью и поможет тем, кто сейчас помог ей.

Глава двадцать пятая

Барак теперь битком набит женщинами самых разных национальностей – сплошной базар, гвалт и споры. Как сейчас вижу: еврейки из Польши, Греции, Словакии; тут и польки, и смуглые цыганки, и маленькие темненькие хорватки. Они не понимают друг друга. У них борьба за пространство, за одеяло, за миски, за стакан воды. Постоянные крики и брань на разных языках. Заснуть тут совершенно невозможно.

Северына Шмаглевска (№ 22090)