Их было 999. В первом поезде в Аушвиц

Нельзя не задаться вопросом о цене, которую девушки платили, отвергая сексуальные домогательства со стороны эсэсовцев – да и эсэсовок. Среди девушек – бритых и болезненно тощих – лишь у единиц оставалась какая-то привлекательность, но и остатки их красоты порой служили источником непрошеного внимания и непристойных посягательств.

Тайной остается вопрос: что именно случилось с рыжеволосой красавицей Аделой Гросс? В тот осенний день, когда Адела вышла перед самозваными богами-эсэсовцами на одной из массовых селекций, один из больших пальцев проголосовал против нее. Здесь не демократия: один палец против, и тебя лишают жизни. Но почему этот офицер решил отправить Аделу на газ? Она была молода, на ее прекрасно сложенном теле еще оставалась плоть. Она была здорова. «Под настроение они могли отобрать целую группу здоровых девушек». Неужели так произошло и в случае с Аделой – просто выбор наугад? Некоторые эсэсовцы и в самом деле получали удовольствие, отправляя здоровых и красивых девушек на газ. Или же дело в том, что она отшила какого-нибудь эсэсовца и за верность своим моральным принципам платила теперь самую страшную цену?

Рена Корнрайх (№ 1716) на всю жизнь запомнила, как Адела гордо шагала от того места, где стояли живые, к грузовикам с девушками, обреченными на смерть. Она пыталась некоторых утешить. Помогала забраться в кузов тем, кто от страха лишился сил. Человеческое достоинство Аделы навсегда осталось в душе и в памяти Рены.

Номер Аделы нам неизвестен. И мы не знаем, в какой именно день она погибла. По словам Эдиты, это произошло вскоре после перевода в Биркенау, но как Аделу отбирали – этого она не видела. В лагере находились тысячи девушек, и невозможно было заметить всё. Выживание – это борьба, поглощавшая все силы. Однажды ты вдруг замечала, что кого-то из знакомых давно не видно, и только тогда понимала, что случилось. Вот она была, и вот ее нет. Как это произошло? – думать об этом было невыносимо. Куда она делась? – ответ очевиден. Лу Гросс лишь через 70 лет узнал, что стало с его двоюродной сестрой Аделой.

К тому времени многим из девушек-«старожилов» уже посчастливилось найти себе «приличную работу», но Эдита с Леей к их числу не принадлежали. Они так и продолжали работать под открытым небом: чистили дороги и пруды. Ноги мерзли, а кожа потрескалась. Настал момент, когда подошва на «шлепанцах» Эдиты совсем стерлась. «Подошвы не стало, я ходила по голому камню и не могла даже „ойкнуть“ перед эсэсовцем». Отчаянно нуждаясь в помощи, она обратилась к Гелене с просьбой вынести ей с сортировки пару какой-нибудь обуви.

– Не знаю, как это сделать, – ответила Гелена. – Я ужасно боюсь.

Тогда Эдита предложила Гелене попросить кого-нибудь из мужчин.

– Ну да, а после войны он захочет жениться на мне – из-за твоих туфель!

«В этом вся Гелена, – говорит Эдита, качая головой с легкой брезгливостью. – Слишком уж сосредоточена на себе».

И Эдита пошла с той же просьбой к Марги Беккер.

Марги «организовала» Эдите и Лее не только обувь, но и носки. В обычном мире обувь представляется небольшим атрибутом комфорта, но в Аушвице она могла спасти жизнь. В обуви работа под открытым небом сразу стала более сносной и безопасной. Их ноги теперь были защищены от ушибов и порезов, а также – учитывая, что на горизонте уже маячила зима, – от снега и обморожений, которых не смогут избежать те, кто по-прежнему ходил в «шлепанцах».

По возвращении с работы на входе в лагерь девушки все чаще подвергались селекции. Эсэсовцы стояли на воротах Биркенау и зорко следили за шагающими мимо узницами, выдергивая их из строя за малейший огрех. Растущая случайность выбора ужасала. Стоило лагерфюреру СС Марии Мандель заметить, что какая-либо узница хотя бы мельком на нее посмотрела, как та была обречена. Старожилы никогда не поднимали головы. А из новеньких, которые не соблюдали эту меру предосторожности, не уцелел никто.

Но даже пройдя ворота, ты не была в безопасности. Однажды вечером девушка из первого транспорта просто шла к своему блоку, как ее окликнул эсэсовец: «Стоять!»

«Она была здорова, но им плевать, – вспоминает Эдита. – Они хватали просто проходящих мимо, чтобы выполнить квоту».

То есть существовала квота? Да, существовала.

Глава двадцать шестая

Фото открытки из интервью с Эвженом Гартманом, 1996 г. Фонд Шоа; sfi.usc.edu.

Через восемь недель после своей августовской речи о христианских ценностях президент Тисо решил снизить темпы депортации. Само собой, к тому моменту две трети с лишним евреев Словакии уже или погибли, или в качестве рабов содержались в многочисленных словацких и польских лагерях, а правительство задолжало Третьему рейху миллионы рейхсмарок за их «переселение». До словацкого парламента дошло, что такая цена «наносит серьезный ущерб государственным финансам» и препятствует дальнейшему экономическому развитию.