Иконография Богоматери. Том первый

К какой бы, в точности, эпохе ни относились фрески двух гробниц с библейскими и аллегорическими изображениями в некрополе Эль Багауата (Большой Оазис Египта)[83], к IV или V веку, все же египетский национальный характер самих композиций, типов и даже общей декорации составляет яркую особенность этих фресок. Рядом, на одной из стен часовни с погибшей росписью имеются, правда, и разводы виноградной лозы, и белое поле, усеянное звездами, – мотивы, известные и в римских катакомбах, как детали эллинистической декорации, но все прочее повторяет чисто египетские образцы и даже частью иероглифическое письмо и украшения «книги мертвых»: и характерное пренебрежение к живописному, помещение рядом фигуры и корабля в одном фризе, и любовь к надписям, и множество черт, совершенно неизвестных эллинистическому стилю, от которого искусство быстрыми шагами возвращается к национальным традиционным формам.

Как уже было замечено многими ранее, Сирия и, в частности, Палестина сыграли особо важную роль в образовании иконографии. Однако, причины этого лежат не в самих художественных постройках и живописи храмов и мозаических украшениях святынь Палестины, ибо во многих местах были тогда храмы, более великолепные, и произведения искусства, несравненно более совершенные, но они не получили того значения, как подобные им, но более слабые памятники Святой Земли.

Причина этого лежит в благочестивом желании паломников унести с собой, сохранить и передать другим образы и памятки святынь, ими виденных и незабвенных. Мастерские святых мест и обителей, как иконописные, так рещицкие и другие, старались, прежде всего, удовлетворить именно этой потребности паломников, приходивших тысячами в обитель: чтобы всякое изображение священного события, чтившегося в церкви, монастыре или часовне, напоминало чем либо – или видом, или обстановкой, или даже только деталью – местные памятники. Более того, первые иконографические композиции, состоявшиеся под этим влиянием, нередко прямо и намеренно украшались видом монастыря или его окружающей природы. Не раз указывали на любопытные подробности древнехристианской иконографии в этом роде.

Так, на одной ампуле из Иерусалима, представляющей «Благовещение ангела Деве у воды», изображен не колодезь, как обыкновенно, но источник, бегущий из скалы, и эта скала, названная «скалой жизнедавца Христа», есть, быть может, скала Назарета или Иерусалима[84]. «Поклонение волхвов» еще в IV веке представляет Божию Матерь на сирийском плетеном кресле[85]. В Крещении Спасителя представляется в реке Иордане тот самый крест на колонне, который действительно был водружен внутри Иордана, по близости монастыря Иоанна Предтечи[86].

Распятие Господне изображается на фоне стены Иерусалимской, некогда проходившей позади Голгофы. «Воскресение» (Анастасис) представляется вполне в условиях, даваемых местным устройством часовни при входе в часовню Гроба Господня: эта первая часовня, образованная из первоначальной приемной, должна была называться часовней жен мироносиц, и потому первые изображения (к тому же ставшие общеизвестными) представляли кубикул гроба и группу жен (трех или двух) перед входом. Отсюда и причина необыкновенно изящной, еще «чисто античной» манеры представления этой группы.

Несомненно также, что появление средней, как бы председательствующей, Божией Матери в группе апостолов, собравшихся, подобно синклиту, в Пятидесятнице, тесно связано с почитанием Божией Матери именно на Сионе, где совершилось чудо нисхождения огненных языков. Затем, присутствие Божией Матери среди апостолов на «Вознесении Господнем» должно быть истолковано, независимо от сказаний, также появлением на горе Елеонской церкви во имя ее. Наконец, профессор Стриговский уже указывал на то, что легендарные сказания и связанные с ними иконографические темы из жизни Божией Матери имеют сирийское происхождение.

Но, когда тот же проф. Стриговский полагает, что в эту древнейшую эпоху главную и руководящую роль в выработке и распространении этой иконографии играло монашество сиро-месопотамское и что само направление искусства зависело от восточных традиций монашества, то, как верно замечает излагающий этот вопрос акад. Ш. Диль, мы вступаем здесь в сферу ничем пока не доказанных гипотез. В самом деле, значение и колоссальное распространение восточного монашества нам точно известно уже в четвертом веке, но со специальным характером анахоретства, предающегося чтению священных книг, пению псалмов, посту, молитве и простой работе.