Иконография Богоматери. Том первый

Фресковое изображение Божией Матери с Младенцем (рис. 101) и предстоящими ей святыми в открытых раскопками 1903–1905 гг. катакомбах Коммодиллы в Риме[128] заслуживает специального внимания исследователей. Эти катакомбы, находящиеся около Остийской дороги, по близости базилики св. апостола Павла, и названные по имени одной христианской матроны, по-видимому, собственницы в древности того земельного участка, в котором была выкопана катакомба, некогда были из самых обширных, и в пятом веке к ним был устроен доступ через погребальную базилику святых Феликса и Адаута. Эти два святых мученика были погребены, по свидетельству древних житий, во время гонения Диоклетиана (303–305 года). Затем, в древнейшую уже эпоху, поблизости от входа была устроена подземная базилика во имя этих двух святых, а около святых мощей стали искать погребения благочестивые люди. Таким образом, в середине шестого века, одна благочестивая матрона, вдовевшая 26 лет и носившая имя Голубки, пожелала быть здесь погребенною, а сын ее над местом погребения, на стене самой базилики, заказал исполнить фреской памятную икону. Представлена на иконе Божия Матерь, сидящая на роскошно украшенном престоле, с Младенцем, а по сторонам их – святой Феликс, седой и бородатый, и юный святой Адаут, который, положив дружелюбно руки на плечо умершей матроны, подводит ее к трону Богоматери, для поднесения дара, возложенного на белый плат. Под всем изображением обширная латинская стихотворная надпись, с обращением от сына к умершей матери, подробно излагает его благоговейные чувства, но, к сожалению, не дает точных указаний времени исполнения иконы. Однако, типичность ее настолько велика, что все обязательно относят этот памятник к середине шестого века. Богоматерь представлена здесь в пурпурном мафории, покрывающем ее с головой, поверх белого шелкового, окутывающего волосы чепца, и в пурпурном же платье, и сохраняет вполне сирийский тип, с большими глазами, узким овалом лица, плоской дугой бровей и маленьким ртом. Правой рукой она придерживает Младенца за грудь, а в левой руке, спущенной к левой ноге Младенца, держит тонкий свернутый платок. Младенец, одетый в далматику и поверх нее в гиматий, обеими руками придерживает свиток, перевязанный и припечатанный.

Как видно, «помянная» икона (и «моленные» также, но до нас не дошедшие) воспроизводит монументальный тип, ставший господствующим именно в VI столетии, под очевидным влиянием Византийского искусства времен Юстиниана (ср. разнообразные мозаики VI века на тему представления Спасу и Богоматери святыми патронами или местными угодниками епископов, строителей, вкладчиков и пр.). Наша помянная икона, достигающая земли, помещена как раз у могилы, изображает умершую, с надписью от имени вкладчика-сына, и представляет Богоматерь с Младенцем и тех местных святых, могилы которых находятся по близости и которым, поэтому, вверяется заступничество за умершую. Возможно, что умершая матрона, вдовствовавшая «чистою» после смерти мужа 36 лет, была зачислена церковью именно в чин «вдов», и что предмет, представляемый ею Богоматери, есть ничто иное, как белое покрывало – знак этого чина. Стихотворная надпись читается так:

Suscipe nunc lacrimas mater natique superstis

Quas fundet gemitus laudibus ecce tuis

Post mortem patris servasti casta mariti

Sex triginta annis sic viduata fidem

Officium nato patris matrisque gerebas

In subolis faciem vir tibi vixit obas

Turtura nomen abis set turtur vera fuisti

Cui conjux moriens non fuit alter amor

Unica materia est quo sumit femina laudem

Quod te conjugio exibuisse doces –

Hic requiescit in pace Turtura

(Quae) bisit PL M annus LX

.

102. Миниатюра в сирийской рукописи Евангелия 586 г. в Лаврентианской библиотеке

103. Миниатюра в сирийском кодексе Евангелия 586 г. в Лаврентианской библиотеке

Кодекс Рабулы

Миниатюры Сирийского кодекса Рабулы (Лаврентианская библиотека во Флоренции, pl. I, 56), относящегося к 586 году, сообщают нам наиболее документальные данные об устанавливавшихся в греко-восточном искусстве типах Богоматери. Но, чтобы вполне точно представить себе историческое значение этих типов, следует предварительно обратить внимание на сам характер этого кодекса. Он совмещает в себе двоякую художественную форму: чисто византийского искусства и сиро-египетского. Но, поверх этих двух основных художественных форм, мы находим здесь и следы древнехристианского, точнее – римского стиля, наиболее известного нам в древнейших римских мозаиках, но распространявшегося, как подражательный римский стиль, начиная с IV столетия, по всему Востоку.