После моего прибытия в полк Холобаев объявил:
– Пойдешь в третью эскадрилью, к Мосьпанову.
Такому назначению я очень обрадовался. Фамилия комэски была мне знакома по фронтовой газете – я не раз читал статьи о храбрости летчика-штурмовика. Хотелось поскорее представиться, но старший лейтенант Мосьпанов в это время был на другом аэродроме, где теперь базировался полк.
В капонире стоял один «ил»: на нем только что закончили смену мотора. Мы с заместителем командира полка майором Николаем Антоновичем Зубом ожидали обещанный У-2, который должен был доставить нас по очереди на новый аэродром. Николай Антонович растянулся на зеленой траве в тени около аэродромного домика – решил вздремнуть, а я тем временем посматривал на свой планшет и изучал район Донбасса. В этой путанице дорог, которые переплетались паутиной на карте, разобраться было нелегко.
Над нами низко протарахтел У-2, в его задней кабине сидел пассажир. Зуб вскинул голову и сказал:
– Это для перегонки «ила» летчика доставили!
Самолет закончил пробег, с крыла спрыгнул щупленький летчик в коротком, до колен, потертом кожаном реглане. В нашу сторону он шел вразвалочку, косолапя внутрь носками просторных кирзовых сапог.
– Здорово! – крикнул ему Зуб, приподнявшись на локтях. Тот шага не ускорил, не откликнулся, а только приветственно поднял руку. На смуглом небритом лице его различались темные крапинки. Я подумал, что это следы оспы, а когда присмотрелся, увидел: пятнышки зеленые. Похоже, медики обработали зеленкой…
– Где это тебя так разукрасили? – спросил Зуб.
– Вчера над Артемовским аэродромом… – ответил летчик и протянул сначала Зубу, а потом мне небольшую темнокожую пятерню. Присел, скрестив по-татарски ноги, зашарил по карманам ободранного реглана, вытащил измятую пачку «Беломора». Заклеил на папиросе надлом, лизнул и закурил.
– «Эрликон», понимаешь ли, в бронестекло влепил, – неторопливо продолжал он рассказ, – мимо уха пролетел и не взорвался. С ведро стеклянной крупы в кабине привез… – Он лукаво поглядывал на нас, показывая белые зубы.
– А вот к тебе в эскадрилью пополнение, – кивнул в мою сторону Николай Антонович.
Я, наконец, понял, что это Мосьпанов. Мой будущий комэска скосил на меня веселые цыганские глаза и протянул пачку «Беломора».
Когда Зуб улетел на том же У-2, Мосьпанов сказал:
– Давай сделаем так: полетишь со мной в фюзеляже, а «кукурузник» вторым рейсом прихватит технаря. Чего здесь томиться?
– С удовольствием… – ответил я, покривив душой. Лететь в фюзеляже штурмовика – удовольствие маленькое: в люк сильно задувает, сидеть приходится на корточках.
– Карта этого района у тебя есть? – спросил он.
– Есть, – ответил я, а сам подумал: «Зачем карта, если я за пассажира да еще задом наперед полечу?..»
– Попробуй-ка ориентироваться. Те места, которые опознаешь, отметь крестиком и время их пролета запиши.
Мосьпанов задал мне задачу не из легких. Придется торчать из люка лицом к хвосту. В таком положении ориентироваться трудно, так как видишь не то, что ожидаешь. При полете на малой высоте времени на опознавание ориентиров мало. К тому же перед глазами нет никаких навигационных приборов – одни лишь наручные часы. Да и маршрут полета комэска почему-то не сообщил, а спросить я посчитал неудобным. Мосьпанов поплелся принимать самолет, и тут у меня мелькнула догадка: «Полетит-то он, наверное, по прямой». Я приложил линейку к карте, соединил чертой два аэродрома да успел еще сделать поперечные засечки, равные пятиминутным отрезкам полета. «Вот тебе и внезапный экзамен по штурманской подготовке!»
Взлетели. Мосьпанов «брил» очень низко, не меняя курса. Чтобы видеть мелькавшие за хвостом штурмовика безлюдные поля, мне пришлось приподняться, и ноги быстро онемели. Прошло минут десять, но я так и не успел зацепиться глазом за что-нибудь приметное. Впечатление было такое, словно сидишь в морском прогулочном катере лицом к корме: видишь только быстро убегающую назад вспененную воду. «Ну, – подумал я, – наверное, придется показать комэске чистую карту, без единой пометки».
Вскоре, однако, увидел я в стороне деревню, а под хвостом самолета промелькнула почти пересохшая речушка с извилистым, вроде петли, поворотом русла. Глянул на карту – речка эта там обозначена, и петля такая есть, а прочерченная линия пути проходит как раз через нее. Ориентировка восстановлена! Начал делать отметки чаще, совсем воспрянул духом.
После посадки Мосьпанов отвел меня на перекур и, будто между прочим, спросил:
– На карте что-нибудь отметил?
– Отметил… Вот, – я протянул ему планшет.
Мосьпанов с нескрываемым любопытством посмотрел на карту:
– Ориентироваться, сидя в самолете задом наперед, мне и самому еще не приходилось. Это, наверное, все равно, что книжку с конца читать… А как воз с соломой опрокинулся, когда мы пролетали, заметил? – вдруг оживился он.
– Заметил…
– И место это можешь показать?
– Вот здесь, за этим бугром, – я указал карандашом на нарте.
– По-моему, тоже тут, – ухмыльнулся Мосьпанов.