…Ведомым у Мосьпанова мне пришлось быть только однажды, с пятого боевого вылета меня заставили самого водить группы.
Тогда мы полетели двумя четверками бить железнодорожные эшелоны на станции Чистяково. Проносились низко над бурой степью. Мосьпанов вел группу хитро, и до цели нас ни «мессеры» не перехватили, ни зенитки не обстреляли.
Мы уже приближались к Чистякову, но из-за рощи, что раскинулась слева, не было видно ни населенного пункта, ни станции. Вдоль опушки – пустая дорога, которая круто сворачивала влево и терялась за деревьями. И вдруг я увидел, как к ее повороту мчится мотоцикл с коляской. Наверное, фрицы заметили нас и спешили скрыться за поворотом.
Ходили слухи, что Мосьпанов питал слабость к легковым машинам. Он не упускал возможности «срезать» с ходу такую цель, если она подвертывалась под руку, и даже доказывал необходимость жечь легковушки: «На них ведь начальство катается! Разве стоит одной очереди жалеть, чтобы какого-нибудь оберста ухлопать?»
И надо сказать, Мосьпанов, рассуждая таким образом, попал в самую точку. Через год, в сорок третьем, вышел приказ наркома обороны специально «охотиться» за легковыми машинами в тылу противника.
Сейчас от нас удирала не легковая машина, а всего-навсего мотоцикл. Мой ведущий взмыл, чуть довернул самолет влево и начал полого снижаться. В тот самый момент, когда мотоцикл уже сворачивал в лес, брызнул сходящийся у земли веер двух пулеметных трасс, и там, словно кто спичкой чиркнул о коробок, блеснуло, и мотоцикл кубарем покатился в сторону от дороги, подпрыгивая, как резиновый мячик. Меня тогда поразила эта снайперская очередь, уничтожившая такую маленькую цель, да еще на быстром ходу!
Не успело улечься мое восхищение, как Мосьпанов пошел на высоту, и тут же открылась железнодорожная станция с несколькими товарными составами на путях. Зенитки поставили перед нами заградительный огонь. Первая четверка во главе с Мосьпановым перешла в пикирование, а я – крайний правый во втором звене, – увидев разрывы около своего штурмовика, шарахнулся в сторону. Это была мгновенная реакция на опасность. Всего какой-то миг прошел, и я оказался в стороне от цели, еле успел довернуть влево и сбросить бомбы на противоположном конце станции.
На аэродроме Мосьпанов отозвал меня и, роясь в карманах реглана, спросил:
– А что это ты перед атакой один в стороне болтался?
Я собирался было объяснить ему, что засмотрелся на кувыркавшийся мотоцикл, да тут вдруг залп зениток… Молчал, подыскивал нужные слова.
– Струхнул? Так и скажи…
Я утвердительно кивнул.
– Учти: один раз вздрогнешь, а в другой – «резьба сорвется»… Бомбы твои, я сам видел, они взорвались на станции, поэтому разговор для ясности замнем…