Ил-2 атакует. Огненное небо 1942-го

Танковые дивизии немцев предпринимали последние усилия, чтобы вырваться из ловушки, в которую попали. Они пытались пробиться в Суарское ущелье у селения Майрамадаг, но там сражались курсанты-моряки, штурмовики помогали им с воздуха. Враг не прошел. 11 ноября нам сообщили радостную весть: окруженная гизельская группировка противника разгромлена! Это была наша первая крупная победа на Кавказе.

Наши соседи-сталинградцы начали окружение 330-тысячной группировки противника на Волге. Теперь-то все уже твердо верили, что скоро мы двинемся на запад. Но не бывает бескровных побед. Полк в эти дни понес новую тяжелую утрату: в день окончательного разгрома гизельской группировки противника не вернулся наш Петро Руденко – самый закаленный боец. Он погиб в неравном бою с вражескими истребителями в районе Моздока. Темно-синяя шинель с поблекшей эмблемой висела на гвозде, а на опустевшей койке рядом с набитой соломой подушкой стоял патефон. Я вспомнил сказанные Петром слова: «Як мене вже не стане, то подарить цей патыхвон тому летчику, який буде наихрабрейшим…» Мысленно я перебирал имена погибших за эти дни… Все они сражались беззаветно, но этот патефон я бы отдал Василию Шамшурину. Бессмертен его огненный таран у Дзуарикау. Кто мог подумать, что в этом тихом парне таился такой колоссальный заряд мужества?!

Был митинг. Выстроили полк. Вынесли гвардейское знамя. Зачитали Указ о присвоении звания Героя Советского Союза Петру Ивановичу Руденко. Зачитали представление на присвоение высшей степени отличия посмертно Василию Григорьевичу Шамшурину…

Новый, 1943 год мы встречали на «точке номер три». Настроение у всех было приподнятое. Еще бы! Противник начал отходить на запад, наши войска преследовали его. И еще одна радость: заявился в полк считавшийся погибшим Миша Ворожбиев. В первых числах ноября его самолет разбился в районе цели. Осколком разорвавшегося в кабине снаряда Ворожбиеву выбило глаз. Когда начал приходить в сознание, почувствовал, как кто-то шарит в его карманах… Чуть приоткрыл здоровый глаз: над ним фриц – уже снял часы. Решение пришло в один миг: Миша схватил мародера сильными пальцами ниже подбородка и задушил – тот даже не пикнул. Семь суток Ворожбиев карабкался по крутым склонам лесистых гор, слизывая иней с веток. Оказался в Ташкенте, в глазной клинике профессора Филатова. И вот теперь со вставным глазом объявился на «точке номер три»: «Хочу летать!» И он начал летать на учебно-тренировочном самолете, обучал пополнение.

Новогодний вечер мы устроили в сарае. Вывесили лозунг: «Недалек тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии. Будет и на нашей улице праздник!»

Раз большой успех у пехоты, то в ход пошли и залежавшиеся наградные листы на летчиков. Было вручение орденов. Николай Галущенко и Михаил Ворожбиев получили свои первые высокие награды – ордена Красного Знамени. Дождался такой же награды и Михаил Талыков. Мне в тот вечер вручили два ордена: Красной Звезды и Отечественной войны. Такой орден нам еще видеть не приходилось, поэтому он переходил по рядам из рук в руки – каждому хотелось посмотреть на расходящиеся к краям серебристые лучи и скрещенные посредине саблю и винтовку со штыком. Миша Талыков, сидевший со мной рядом, долго рассматривал этот орден, а потом сказал: