Решающие бои
Двадцать пятого октября 1942 года 70 бомбардировщиков противника бомбили штаб 37-й армии в районе Нальчика. Управление войсками было потеряно. Сотни немецких танков двинулись на восток с маленького плацдарма у поселка Майского. Части 37-й армии с боями отходили к предгорьям Главного Кавказского хребта и несли большие потери. Теперь мы летали только в сторону Нальчика: били немецкие танки и пехоту у Ерокко, Чиколы, Дур-Дур. Наши войска стягивались к Орджоникидзе, чтобы не допустить прорыва противника к Военно-Грузинской дороге.
Первого ноября авиация противника совершила бомбардировку Орджоникидзе, а 2 ноября фашистские войска прорвали внешний обвод Орджоникидзевского укрепленного района и передовыми частями вышли к пригороду. В этот день я водил свою эскадрилью бить танки под Алагиром. Мы произвели несколько атак, подожгли три танка. Возвращались на бреющем. Летели долиной, под нами мелькали лишь огромные поля неубранной кукурузы. И тут, бросив взгляд на землю, я случайно заметил след гусениц. «Для чего бы сюда мог забраться танк?» – кольнула мысль, и тут же увидел еще следы. А это что?.. Забросанный кукурузными будыльями танк! Еще один!.. А когда отвел взгляд в сторону – их сосчитать оказалось невозможно! Несколько минут я летел над кукурузными полями еле дыша и отчетливо распознавал замаскированные танки, танки, танки… Притаились, как тараканы в щелях, ни одного выстрела не сделали по нас. Значит, скрытно сосредоточились для решающего броска. После посадки первым делом доложил:
– В этом районе, – я показал на карту, – обнаружил огромное количество танков.
– Что значит огромное? – с недоверием посмотрел на меня командир. – Поточнее доложить можешь?
– Могу! Не меньше тысячи, наверное! – совершенно не опасаясь возможных преувеличений, сказал я. Ведь сосчитать их я не смог, но то, что увидел в долине, меня ошеломило.
– Кто еще видел эти танки? – спросил командир моих ведомых, они стояли растерянные и молчали. Я понял, что никто из них, держась в строю и не сводя глаз с соседнего самолета, этих танков не увидел. Я же ничего не передавал ведомым по радио, опасаясь, что противник подслушает разговор, и подумав: «Пусть фрицы утешают себя тем, что их не заметили».
Командир сказал:
– Иди ляг, поспи часок, – и хлопнул меня по плечу. Этот в общем-то дружеский жест я воспринял как явный намек на то, что он мне не поверил. У меня внутри закипело.
– Товарищ командир, – обратился я официально, – прошу вас немедленно связаться со штабом воздушной армии. Я сам доложу генералу Науменко!
Командующий 4-й воздушной армией генерал Науменко послал разведчика. Все подтвердилось… Три дня подряд наша воздушная армия атаковала скрытно переброшенные с Моздокского направления 13-ю и 23-ю танковые дивизии противника, сосредоточившиеся в долине перед решительным броском на Орджоникидзе. Противник же продолжал рваться к городу. Он пробил узкий коридор вдоль крутых лесистых гор, но расширить прорыв к северу ему не удавалось. Там, развернувшись фронтом на юг, стойко оборонялись войска 11-го гвардейского стрелкового корпуса.
6 ноября продвижение противника было приостановлено. В эти дни наш полк действовал с предельным напряжением: только возвратится с боевого задания одна эскадрилья, а другая уже начинает взлет. В тот день моя эскадрилья сделала три вылета. Четвертого не предвиделось – время клонилось к вечеру. Федя Артемов повеселел: скоро будет сытный ужин. Сытный потому, что который день мы отказываемся от обеда. Его привозили на аэродром, чтобы не было задержек с вылетами. А какая еда, если только взял миску, а тут ракету на взлет дают или подбитый штурмовик на посадку идет! Да и не до этого летчикам, они думают: вернутся или нет. Зато вечером мы съедали и обед и ужин вместе, а некоторые даже после этого добавки просили. К тому же сто грамм за вылеты положено, а когда идешь вечером в столовую – нет одного, нет другого, третьего. Потеряли… Три места пустых. Ребята не вернулись с задания, а водка на них выписана – 100 грамм. Вот и стояли эти 100 грамм у пустых мест, и их командир эскадрильи распределял среди нас, как большую награду…
После ужина будут танцы, Федя увидит там статную Машу… В общем, у него было несколько причин для того, чтобы повеселеть.
– Завтра двадцать пятую годовщину Октября [29] отметим! – говорит Федя. – Только вот с деньжатами у меня туговато, – он запустил пятерню в свои кудри и озорно чешет затылок. – Просил одного хлопца одолжить – не дал.
– Почему?
– А случится что, – говорит, – с кого получу?
– Кто так сказал?!
– Да там один… со склада… – беззлобно махнул он рукой.
– Вот подлец!.. – Я пошарил по карманам, нашел Феде на духи. – Вечером надолго не скрывайся, генеральная репетиция будет.