…Распахнулась как-то дверь блиндажа – на пороге показалась коренастая фигура.
– Привет гвардии! – были первые слова Галущенко. Я бросился навстречу, и Николай по-медвежьи сграбастал меня так, что хрустнули ребра.
На полевых погонах у него теперь не одна, а две большие звездочки – подполковник, у меня четыре маленьких – капитан.
– С тебя причитается, – сказал я ему.
– Кто бы против… Еще и расставание отметим.
– Какое расставание?
– Назначили командиром 210-го! Тебя вместо меня штурманом полка утвердят, – сказал он мне – Как видишь, с тебя тоже причитается!
Почти полгода не было в полку Галущенко. Лишь однажды за это время мне пришлось проведать его в Ессентуках, где он с другими ранеными летчиками находился в госпитале. Питание было скудное, поэтому раны заживали медленно. Тогда я возил им на У-2 полковую посылку – мешок кубанского сала и ящик яиц.
– Как бы подлетнуть? – спросил Галущенко на следующий же день после своего появления в полку. – Свободный самолет есть?
– Есть один. Готовят к облету: летчик жалуется на мотор, а техники неисправностей не находят.
– Пойду попрошу командира, чтобы мне разрешил.
И вот штурмовик взлетел. Галущенко сделал несколько кругов над аэродромом, потом круто спикировал, разогнал скорость – и вверх… Потом начал выделывать всевозможные кренделя, да так, что белые струи рассекаемого воздуха срывались с концов крыльев. Не только наши летчики выбежали посмотреть на виртуозный полет, но и соседи-истребители запрокинули головы.
– Это что, модернизированный «ил»? – спросили они.
– Нет, летчик у нас есть такой…
– Кто?
– Сержант Галущенко, – пошутил кто-то.
Эту шутку истребители приняли всерьез и начали высказывать нам упреки:
– Так что же вы, «горбатые», при нападении «мессеров» блинчики в воздухе размазываете, а не крутитесь так, как этот сержант?
С тех пор Николая Кирилловича в шутку звали сержантом. Приземлился он тогда после облета, вылез на крыло. Техник спросил:
– Товарищ подполковник, какие замечания по работе мотора?
Галущенко ничего не ответил. Обхватил руками козырек кабины и троекратно поцеловал «ильюшу» в бронестекло.
…«Голубую линию» ударами в лоб нашим войскам прорвать не удалось. 9 сентября после полуночи 800 наших орудий обрушили огонь по Новороссийскому порту, а с моря в Цемесскую бухту в это время ворвались наши торпедные катера. У молов ахнули взрывы страшной силы, и к берегу устремились отряды десантных кораблей. С суши, со стороны цементного завода «Октябрь», перешли в наступление части 18-й армии генерала Леселидзе… Семь дней штурма – и 16 сентября вечером мы слушали салют Москвы в честь освобождения Новороссийска. Вслед за этим мощный удар в центре «голубой линии» нанесла 56-я армия генерала Гречко, а 9-я армия, та самая, которая оборонялась на Тереке, двинула свои войска вдоль побережья Азовского моря. «Голубая линия» рухнула!
Красные дужки на наших картах поползли в глубь Таманского полуострова. 27 сентября одна из них обогнула с запада Темрюк, откуда полгода назад не вернулся Миша Талыков. 9 октября Москва вновь салютовала войскам Северо-Кавказского фронта. Таманский полуостров был очищен от немцев. Теперь впереди были Крым и Керченский пролив шириною до двадцати километров…