– Заночуете у нас? Отужинаете?
– Мы по срочному делу.
– Взаимодействие организовывать?
– Сколько же его можно организовывать? Так уж слетались, что по голосам друг друга в воздухе узнаем и «по походке», – смеется Журавлев. – Вы нам «мессера» покажите, хотим его потрогать руками.
– Милости просим, – пригласил командир. Недолго ходили летчики вокруг самолета – видели они «мессеров» не раз, – и вскоре вернулись.
– Мы думали, целенький, чтобы на нем подлетнуть, – говорит Журавлев, а сам глаз не сводит с Дутика и Болтика, которые в это время затеяли игру. И тут он открылся:
– Бьем вам челом от всего полка: подарите одного щенка! Не будем кривить душой, за этим и прилетели…
От такой неожиданности мы вначале опешили. За всех ответил Наумов:
– Дутика, что с белыми лапками, мы поделить не смогли. Его и берите. Пусть он будет истребителем.
– Низко кланяемся, – поблагодарили истребители, забрали щенка в самолет и улетели.
Мы им долго смотрели вслед. Первым нарушил молчание Костя Аверьянов.
– Ну что ж, а Болтик будет настоящим штурмовиком. Вот увидите!
С того самого дня Аверьянов часто уходил с Болтиком на стоянку. Он закрывал фонарь и подолгу сидел в кабине своего штурмовика с бортовым номером «13». Полагали, что летчик увлекся слепым тренажем – приучается с закрытыми глазами на ощупь отыскивать нужные краны, переключатели, рычаги: это занятие очень полезное. Но мало кто знал, что вместе с Аверьяновым в кабине все время находился и его Болтик. Летчик приучал щенка лежать на определенном месте, только слева от сиденья. Вот и привыкал Болтик к кабине штурмовика, к незнакомым запахам лака, бензина, а позже – и к оглушительному гулу мотора во время пробы на земле.
…Шесть «илов» полетели штурмовать опорный пункт Горно-Веселый. В боевой расчет вошел экипаж Бориса Папова. Рыжая после «проводов», как всегда, сидела у опустевшего капонира. Прошло пятьдесят минут – на горизонте показались еле заметные точки. Мы насчитали их пять, где же шестой? А с Рыжей уже творилось что-то неладное: она начала метаться из стороны в сторону, обнюхивала траву, скулила, подвывала.
– Крота, наверное, учуяла… – успокаивал Васильев.
Когда пять штурмовиков начали один за другим приземляться, показался и шестой. Летел он на пониженной скорости, неуклюже заваливался то на одно, то на другое крыло. Значит, самолет поврежден. Шел он на посадку с прямой, поперек старта. Это был самолет Папова. Ствол пулемета воздушного стрелка был высоко поднят кверху, а головы Наумова совсем не было видно – глубоко осел.
Продырявленный в нескольких местах штурмовик еще рулил на стоянку, а Рыжая начала странно припадать к земле и протяжно скулить.
Мотор выключен. Летчик не спрыгнул с крыла, а вяло сполз. Из кабины стрелка вытащили неподвижного Наумова, на носилках погрузили в «санитарку». Машина с красными крестами покатила в лазарет. Следом за ней в пыли бежала Рыжая, вынюхивая след.
К вечеру того дня, когда с полка сняли боевую готовность, мы хоронили Николая Наумова. За гробом шли летчики, техники, воздушные стрелки. Вместе со всеми уныло брела Рыжая. Произнесли краткие речи. Сержант Васильев сказал:
– Клянемся тебе, мы уничтожим фашистскую нечисть в ее берлоге!
Трижды сухо треснули винтовочные выстрелы. Вырос могильный холмик с красной пирамидкой и жестяной звездочкой наверху.
За ужином было тихо. Опустело место рядом с Сашей Чуприной. Под столом остался кусок фанеры, но Рыжей не было. Один Болтик терся у наших ног и заигрывал с черной кошкой. Завстоловой прошелся у окон. Там жужжала и билась муха. Он зло стеганул салфеткой по стеклу, проворчал: «Нечисть какая…»
Рыжей в эту ночь не оказалось и в общежитии. Несколько дней искали ее повсюду – так и не нашли. Прошло недели две, нам нужно было перебазироваться дальше, на запад. Васильев с Сашей Чуприной пошли на кладбище. На могиле они увидели мертвую Рыжую…
Загудели моторы, штурмовики пошли на взлет. На самолете № 13 вместе с Аверьяновым летел Болтик. Он лежал на отведенном ему месте, навострив уши вперед – к мотору. Боевое крещение Болтик получил на полевом аэродроме у хутора Трактового. Тогда он слетал с Аверьяновым через Керченский пролив в Крым штурмовать противника у горы Митридат и потом не раз еще летал. Сколько всего боевых вылетов было на счету у Болтика, никто, кроме Аверьянова, не знал, но нам часто приходилось видеть, как после приземления из кабины штурмовика № 13 первым прыгал из кабины на крыло, а с крыла на землю черный песик с белыми лапками. Он мчался к ближайшему пеньку или кустику и, постояв там бочком, стремглав возвращался к своему командиру экипажа.
Многие считали, что полеты с собакой – это блажь летчика, но Аверьянов нас убеждал, что Болтик сигнализирует об опасности, которую летчик сам еще не замечает.
– Если тычется мордой в ногу – значит, надо маневрировать: где-то есть разрывы зениток, которых я не вижу, а может быть, и «мессер» подкрадывается сзади.
Вездесущие корреспонденты осаждали Аверьянова:
– А нет ли в этом суеверия, что с собакой летаете?
– Разное болтают, а я на все это плевал с бреющего полета!..