Ильич

— «Не покоряйся беде, а смело иди ей навстречу!», — торжественно произнёс Челло. — Чува-ак, мне горько видеть ваше поколение. Вы — юные старички. Это мутное время поломало вас через колено. Вы должны хотеть бороться, протестовать, творить, любить. А вы хотите… вы все хотите бабок. Машину, яхту, коттедж, камин. «Наполеон». Шмотки хотите. Это скучно.

Серый промолчал.

— Слышь, Серый, — сказал от двери вернувшийся Индус. — А пошли-ка сходим. Посмотрим.

— Прям сейчас, что ли? — Серый почувствовал, как у него почему-то всё похолодело внутри.

— А чё тянуть? — Индус явно был настроен решительно.

Повисла тягостная пауза, только слышно было, как на кухне Малой гремит крышкой кастрюли, таская картошку. Спустя несколько секунд он появился в дверях, помахивая смотанной кассетой.

— Предложение из восьми глаголов знаете? — влез Челло и, не дожидаясь ответа, сказал: — «Устали-сидеть-думать-решили-послать-сходить-купить- выпить».

— А деньги есть? — сразу же оживился Малой.

Серый достал из кармана две сотки.

— Есть.

Индус взял купюры, зачем-то посмотрел на просвет.

— На пузырь ещё полтос надо. Челло?

— У меня косая есть, — неожиданно обрадовал вечно безденежный Малой, протянул Индусу сотенную.

— И у меня пятьсот, — ещё больше обрадовал Челло.

— Два пузыря, две банки тушёнки, хлеб, макароны, — подвёл итог Индус. — Кто пойдёт?

Серый усмехнулся:

— Кто денег не дал.

* * *

Бухали не спеша, под зажёванного Курта Кобейна. Закусывали, перебрасываясь короткими фразами. Серому нравилось вот так — без баб, без неизбежного «мерения пиписьками», без тупых «шуток юмора», без надрыва. И объем был самое оно, литр на четверых. И сегодня хорошо, и завтра башка разламываться не будет. Главное только — вовремя остановиться.

Когда отзвучали все традиционные тосты — «За нас с вами и хрен с ними», «За тех, кто в сапогах», «За пацанов на зоне», «За родителей» и прочее, и начали пить просто, без лишних слов, под неизменное: «Ну, давайте, пацаны», Серому подумалось, что на самом деле всё вот это вот ему уже не нужно.

Не в кайф.

А в кайф ему сейчас было бы оказаться на Ёриках, взять лопату и попробовать откопать ухо. Или люк. Или что там такое лежит. Он представил, как втыкает штык лопаты в землю, как привычно ноют стёртые руки, как косо светит в раскоп фонарь от будки. «Кстати, — подумал он, — в фонаре еще лампочку надо поменять».

Потом его мысли как-то сами собой перешли на Клюкву. На предстоящий «девичник» в «Шахерезаде». На будущую встречу. Серый представил, где она сейчас, с кем и что делает, и ему стало так плохо, что захотелось завыть, заорать, перевернуть стол, дать кому-нибудь, а лучше всем сразу, в морду…

— Да, Серый? — долетел до него голос Индуса.

— Да… — машинально кивнул он и тут же переспросил: — Чё «да»-то?

Все засмеялись.

— Ты где, братан? — дурашливо потряс Серого за плечо Индус. — Ты с нами вообще?

— Мы с ним разговариваем, а он… — Малой сунул в рот вилку макарон, с шумом втянул повисший «хвостик». — Серёг, ты отрубился уже, что ли? Мы только вторую начали.

— Это он мечтает про «девяносто девятую», — хохотнул Индус.

— И про ларёк, — подхватил Малой. — Про три!

Челло тоже не промолчал:

— Vanis animum pascit figmentis[22], — сказал он.

Серый скрипнул зубами, потянулся за бутылкой. Индус ничего не забыл. Да и остальные тоже.

— Я про Клюкву думаю, — обронил Серый.

Смешки стихли. Все были в курсе. Серый молча разлил. Индус взял рюмку.

— Ну, братан, за тебя. Пусть у тебя всё будет и тебе за это ничего не будет. А телку ты себе найдёшь ещё. Нормальную, а не эту…

Индус чокнулся с Малым, с Челло.

— А Клюква какая, не нормальная, что ли? — процедил Серый, не беря рюмки.

— А Клюква твоя, извини, конечно, но конченная…

— Рот закрой! — заорал Серый, не дав Индусу договорить. — Ты сам-то кто?!

Он поднялся, сверху вниз посмотрел на Индуса, на его кривую усмешечку, на подрагивающую в руке рюмку.

— Amor caecus[23], — пробормотал Челло, пытаясь разрядить обстановку.

— Ты тоже завали! — окрысился и на него Серый. — Чё, поговорить больше не о чем?! Как бабы на лавке…

— Это кто баба-то? — понизив голос, нехорошо спросил Индус и поставил рюмку. — Ты базар фильтруй!

— Э, пацаны! — тревожно заверещал Малой. — Хорош, ну вы чё? Сидели же нормально…

— Сам фильтруй, — ответил Индусу Серый.

Повисло тягостное молчание. Серый опять скрипнул зубами, встал и взял из шкафчика стакан. Не глядя на остальных, он налил себе больше половины, и, не чокаясь, выпил залпом.

— Вот это по-нашему! Вот это молодец, — саркастически произнёс Челло, взял бутылку, в которой осталось грамм двести, побултыхал. — Сразу видно — хороший человек. И о друзьях думает.

— Таких друзей… — буркнул Серый, жуя хлеб, — за хобот и в музей…

Индус внимательно посмотрел на Серого, опрокинул в рот свою рюмку, продышался.

— Что, братан, совсем прижало? — спросил он. — Не отпускает?

Серый молча помотал головой. Новый концерт «Нирваны» на кассете закончился, пошла «дописка» — лучшие песни.

Load up on guns and bring your friends, — запел Курт Кобейн, -