В какой-то момент они с Ричардом едва было не сдались. Но по здравом размышлении решили просто изменить тактику и начать взывать не к рассудку, а к сердцам людей, чтобы их переубедить. Точнее сказать, они поняли, что путь к умам лежит через сердце: тронешь душу — стронется и сознание. Картер прекратил всякие попытки достучаться до сознания и начал апеллировать к эмоциям, то есть, скажем, так: вместо аргументации он стал рассказывать историю. История его, если коротко, сводилась к тому, что смерть ближнего оставляет в душе зияющую дыру, особенно если смерть можно было предотвратить, а умерший — ребенок. Он просил слушателей еще раз представить себе обстановку во время последней страшнейшей пандемии, но не умозрительно, а в эмоциональном плане. Он выводил на экран душещипательную фотографию нарядной девочки девяти лет, со светлой улыбкой идущей в церковь на первое причастие. Затем описывал, что этой девочке и массе других детей вскоре суждено будет пополнить штабеля неприбранных трупов у моргов. Он даже показывал детское фото своей матери и пересказывал с ее слов историю их соседки. У женщины было четверо детей-погодков. После смерти трех подряд гробовщик пообещал, что четвертого похоронит бесплатно. По правде говоря, мать Картера родилась в 1928 году, но ему важна была правдивость не фактов, а истории — в ней же он ничуть не сомневался.
История, которую могла бы поведать в своей книге Лиза, имела бы своей кульминацией переломное по своей сути двухдневное совещание 11–12 декабря 2006 года. Именно тогда прогремел последний и решительный бой по поводу новой, хотя и древней как мир, стратегии борьбы с эпидемическими заболеваниями. Там, в большом конференц-зале обшарпанного отеля при аэропорте Атланты, собрались чиновники здравоохранения со всей страны, а также представители тяжеловесов частного бизнеса и авторитеты из академических кругов, включая самого Д. А. Хендерсона. Наиболее ярыми критиками идеи социального дистанцирования, а особенно закрытия школ, выступили чиновники местных органов здравоохранения, что и неудивительно, поскольку именно им предстояло претворять в жизнь эти стратегии, а затем собирать шишки за все накладки.
К тому времени Ричарду, Лизе и Картеру удалось привлечь на свою сторону и кое-кого из CDC, включая главу подразделения глобальной миграции и карантина Марти Сетрона. Поддержку им, однако, пообещали лишь на определенных условиях. Главнейшим из этих условий как раз и было — заинтересовать стратегией собравшихся в большом зале обшарпанного отеля при аэропорте. А потому, так или иначе, нужно было продать им эту стратегию.
Картер выступал перед собранием целых полчаса, после чего уступил место на трибуне Марти, который, как-никак, всё-таки был общепризнанным экспертом по борьбе с заболеваниями. После того как Марти закончил говорить, от работников здравоохранения с мест посыпались типичные возражения. Именно тогда Картер и шепнул на ухо Марти подсказку: «Вот и спросите, а что бы они сами предприняли». Перед этим он успел подготовить Марти именно к этому моменту.
Один гость, вроде бы из Флориды, поднял было руку, но, увидев, что остается в одиночестве против большинства, быстро ее спрятал. «Так что ж, выходит, — одни лишь дети бедняков вынуждены рисковать здоровьем и жизнью ради школьного ланча? — спросил Картер. — А не проще ли поискать иной способ их накормить, лишь бы и они тоже оставались сидеть по домам, а?»
Именно в этот момент Лиза почувствовала, что до людей наконец-то дошло. Они перестали ощущать себя борцами за социальную справедливость и просто вспомнили о том, что они сами родители. Конечно же, в случае реального риска смертельного заболевания они запретили бы своим детям ходить в школу! Вот он, момент истины, подумала Лиза, и они с Картером переглянулись, как бы обмениваясь поздравлениями: «С победой!» И с того самого момента в CDC взяли на вооружение всевозможные формы социального дистанцирования в качестве наиболее действенного средства борьбы с будущими эпидемиями, поскольку сумели наконец разглядеть очевидное.