Имаго

Дункан развел в стороны руки и зарычал. Трещала распираемая мощным телом одежда…

– Оливия! – теплые ладони опустились на мои плечи. Повернувшись, я увидела налитые кровавым блеском глаза Алекса. – Уходи, мы задержим Дункана, задержим Червей. Бегите втроем с Марком подальше отсюда.

– Не-е-ет… – выдохнула я. – Только не ты!

– Я найду тебя, Оливия, – Алекс улыбнулся. – Помни, что я сказал тогда. Я найду тебя даже после смерти.

Марк подхватил брыкающуюся Холли на руки и начал отступать к выходу. Уже на пороге он обернулся и кивком позвал меня. Я уставилась в холодные серебристые глаза Грейси. Язык едва слушался, слова не шли.

– Будь осторожна.

Она молча глядела на меня еще мгновение и наконец, склонив голову, с усмешкой произнесла одно слово. В нем было и презрение, и недоумение, и желание попрощаться.

– Дура.

Что могут напоследок сказать друг другу люди, жившие в вечной неприязни? Я не нашла ответа, оставляя позади, в шаге от смерти, своего любимого и свою соперницу.

Дрожа, мы с Марком и Холли выскочили из опустевшего дома на холодный воздух, под звездное небо. Далеко на горизонте уже тлела желто-красная полоска рассвета, и я сглотнула липкий комок слюны, представляя, что будет, если мы не успеем скрыться или хотя бы ранить себя.

– Ну наконец-то! – раздался за спиной флегматичный голос. – Я заждался двух главных актрис этой затянувшейся пьесы.

Я повернулась к говорившему. Если уж жечь мосты, так все.

– Хейзелтон.

Часть IV Рассвет

Я шла против ветра, неся своего сына на руках. И с каждым дуновением сын таял, как свечка… Он уходил в сам ветер, и в землю, и в воздух, что я вдыхала.

Предсмертная записка, найденная в «Книге Смерти», 1927 г.

Глава 24

Он сидел на краю крыши и спокойно улыбался – щербатый рот щерился двумя рядами блестящих мелких зубов.

– И куда же вы понесли милую крошку? – Он изящно скользнул вниз и приземлился на промерзшую клумбу. – Неужели она уже все закончила?

– Потрудись объяснить, что все это значит, – угрожающе произнесла я. – Что вы там устроили?

Хейзелтон не спешил с ответом. Он прикурил сигарету и посмотрел на ее вспыхнувший кончик. Отсвет мягко очертил его изможденное лицо, зажег огни в глазах с тяжелыми веками.

– Оливия, ты ведь знаешь, что Королева любит своих детей? – тихо спросил Хейз. – Что она не хочет причинять им боль, какая бы в том ни была необходимость?

– Бред.

– Отнюдь, – Хейзелтон перевел взгляд на меня. – Но есть дети, которых она любит больше всех. Своим самым талантливым и успешным малышам она дарит самый щедрый подарок… – Хейзелтон улыбнулся, и его глаза зловеще сверкнули. – Жизнь.

Я упрямо молчала, глядя на его безумный оскал. Холли тихо застонала где-то позади, но Хейзелтон, кажется, не заметил этого – все его внимание было сосредоточено на моем недоумевающем лице.

– На тебя у нее особые планы… – задумчиво сказал он, и в тихом голосе прозвучало разочарование. – Интереснейшие планы. Ты станешь ее куколкой, Оливия. Ее маленькой марионеткой! Только она в любой момент сможет управлять тобой.

По коже поползли ледяные мурашки. То ощущение, тот голос, видения, моя поднявшаяся сама по себе рука… я стану ее куколкой.

– Ни за что, – прошептала я.

Оцепенелый взгляд Холли уткнулся в Хейзелтона, потухшие глаза загорелись с новой силой. Марк крепче прижал ее к себе, грозно сверкая глазами.

– Марк Холдер, интеллигентный имаго. – Хейзел-тон сделал шаг вперед. – Я с самого начала знал, что ты будешь занозой.

Я замахнулась, чтобы ударить его, но Хейзелтон предугадал это и перехватил мою руку. Ноги стали ватными от смутного страха, когда я увидела горящие безумием глаза над сдавленным запястьем. Кожа на его лице треснула и с легким шорохом, похожим на шелест листьев, опала. Ее закрутил ветер, понес над асфальтом и аккуратным газоном. «Этернум». Хейзелтон Линдхольм жил уже очень долго. Я напряженно смотрела, как его глаза наливаются чернильной тьмой, как лопаются капилляры. Хейзелтон заплакал кровавыми слезами. Он напоминал какой-то жуткий религиозный символ.

– Оливия! – Марк попятился, бережно обнимая Холли. – Не теряй человеческое лицо! Помни, кто ты есть!

Я не смотрела на него. Нельзя было выпускать из поля зрения чудовище.

– Позаботься о ней. Я обязательно вас найду.

Хейзелтон заревел, и от этого рева затряслась земля. В соседнем доме кто-то неосторожно отдернул занавеску – в оконном проеме мелькнуло испуганное лицо. Я твердо стояла на ногах, вдыхая свежий морозный воздух и глядя перед собой. Я человек, просто в другом обличье. Я человек, просто могу чуть больше и одновременно меньше. Я человек, потому что все еще помню, что значит любить.

Первый удар был страшен. Рухнув в промерзлую жухлую траву, я заскрипела зубами от боли в раненом бедре. Хейзелтон засмеялся сквозь сжатые челюсти.

– Ты даже драться не умеешь, жалкая…