Имаго

Когда спит человек, его организм работает как бы в режиме энергосбережения: замедляются сердечные ритмы и кровообращение, понижается температура тела, дыхание становится глубоким и размеренным.

Мозг принимается разбирать информацию, накопленную за время бодрствования. Сон – такая же неотъемлемая часть нашей жизни, как и естественные испражнения, питание, секс.

Когда спят имаго, их мозг просто «потухает», как выключенная лампочка. Остается бодрствовать лишь крохотная искра, какой-то непостижимый участок, который будит нас, когда заходит солнце. Кровообращение замедляется настолько, что тело становится холодным, а губы и веки темнеют. Кожа выделяет секрет, не имеющий ни запаха, ни вкуса, ни цвета, – он похож на тонкую маслянистую пленку. Он обволакивает нас – это необходимо для маскировки собственного запаха от других имаго. Очищаются ядовитые пазухи в деснах, сердце почти останавливается. Имаго не видят снов, и этот долгий период бездействия от рассвета до заката кажется нам пятью минутами.

Страшная сказка о том, как вещество, содержащееся в зубах неизвестного существа, может изменить обычного человека. Жаль только, что главным героем в этой сказке оказалась я.

Когда я открыла глаза, солнце уже клонилось к горизонту. Щедро разбрасывая алые лучи, оно трепетало и купалось в облаке смога, накрывшего Лас-Вегас. Дома никого не было. Всюду царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и покашливанием за стенкой у соседей. Я заглянула в кухню, чувствуя нарастающую тревогу. На холодильнике белел линованный листок, испещренный буквами:

УШЛА С ГУДРОУ НА РАЗВЕДКУ. НЕ ТЕРЯЙ. Х.

Скомканная записка отправилась в мусорное ведро. Что ж, минус двое. Но где Алекс? Я вошла в его спальню и обнаружила вторую записку. Она содержала лишь одно слово, выведенное дрожащей рукой, но завершенное жирной точкой в конце.

КРЫША.

Я накинула сырую, зато чистую одежду и вышла из квартиры, затворив дверь. Ноги сами понесли меня к лифту, а затем подняли по ступенькам чугунной лестницы. Порыв ветра, будто в знак приветствия, поиграл моими волосами и улегся отдыхать на плоской поверхности крыши. Сгорбившись, Алекс сидел на краю и глядел вдаль. Здесь, под бесконечным небом, он казался меньше, чем был на самом деле.

– Привет. – Я присела рядом.

Алекс посмотрел на меня так внимательно, что внутри что-то екнуло.

– Закат сегодня красивый, да? – слабо улыбнулся он, щурясь на оранжевое зарево. – Похож на пожар.

– Согласна.

Мы замолчали, любуясь заходящим солнцем и горя в его ярком свете. Вокруг царило такое умиротворение, что телом овладевала сладкая истома…

– У тебя глаза похожи на этот закат, – заметил Алекс, болтая ногой в воздушной пустоте и разглядывая машины, снующие внизу, словно муравьи. – Жидкий огонь.

– А у тебя – на молочный шоколад… были похожи раньше, – выдавила я. – Не такая романтичная метафора, да?

Алекс встал – медленно, будто каждая его клеточка болела. Я поднялась следом, отодвигаясь подальше от края – с некоторых пор мне очень не нравилась высота.

– Я тут вспоминал о том, кем был когда-то. – Алекс поднял голову к небу, рассматривая белый след от пролетающего самолета. – И знаешь что?

– Что?

– Я не помню, – скривил он губы, – ни секунды своей прошлой жизни.

Я промолчала. Сказать ему, что я видела саму себя, или лучше не надо?

– Алекс!

– М-м?..

– Я теперь знаю, куда имаго попадают после смерти. – Я покраснела, понимая, каким же бредом становятся красивые слова, стоит им прозвучать.

– Это очень кстати, – усмехнулся Алекс.

Он поднял правую руку, и я увидела струю песка, падающую с его ладони. Истончались пальцы, растворялись линии на коже… Алекс посмотрел на меня: в его бесцветных глазах больше не было ничего. На меня глядел мертвец.

– Видимо, это все. – Алекс опустился на колени и крепко сжал мои пальцы уцелевшей рукой. – Но я рад, что умираю от ран, а не в постели, как какой-нибудь старик.

– Ты не…

– Ш-ш-ш.

Правая половина его лица потеряла четкие очертания, и, пока не стало слишком поздно, я отчаянно приникла к его губам, жадно впитывая их вкус и текстуру, но ощущая лишь приторность праха. Последний поцелуй. От этой мысли меня пробрал холод. Мы прощаемся, и этот поцелуй – последний.

– Прости, что я не… не встретил тебя раньше. – Алекс задохнулся, выпустил мои пальцы и схватился за ворот футболки, будто мог облегчить этим собственную боль. – И что сделал такой. Но я… так счастлив, что мне довелось увидеть тебя…

Он потянулся ко мне, и я потянулась в ответ, но вместо тех самых шершавых длинных пальцев коснулась чего-то зыбкого и невесомого, бесплотного. Мертвого. Мы снова не смогли дотронуться друг до друга, преодолеть ничтожно малое расстояние.

– Оливия… – прошептал Алекс.

Ветер вновь пронесся над крышей и обрушился на нас. Секунда – и фигура Алекса растаяла, превратившись в тучу белой пыли, развеявшейся над Лас-Вегасом. С шорохом, похожим на вздох, осела более не нужная одежда.

И все, что у меня осталось от Алекса, – лишь горстка праха в ладони.

Глава 29