Imago (СИ)

В ответ та внезапно кривится, как будто он ее в мусорное ведро с головой окунул, выхватывает из-за пояса свой пистолет и тоже палит не глядя. Только ей и целиться в общем-то не надо, стоит к нему вплотную. Слышится хлопок, жужжание, и пуля, едва не зацепив его ухо, влетает в стеклянное окно, разбивая его вдребезги.

Красота.

— Прости, пирожочек, забыла, что именно мне нужно делать, я же тупая, — она цедит, не обращая внимания ни на сирены, ни на застывших в ужасе мужчин, ни даже на то, что Джокер выглядит не лучше, чем они. А потом прячет свою пушку, отворачивается к сейфу и принимается выбирать из драгоценностей что покрасивее, чтобы увешаться ими сразу.

Тишину в банке, ну если не считать сигнализацию, которая вообще никогда не заткнется, можно брать голыми руками, настолько она осязаема.

Но Джокер хмыкает, а потом принимается смеяться.

Чего он вообще ожидал от Харли, она же ебнутая на всю голову. Не меньше его самого. Так что на сегодня они, пожалуй, квиты.

— Чего стали? Вам отдельное приглашение нужно? — машет он пистолетом. Каждому готов влепить по пуле между глаз, если не закончат копаться.

То, что позволено Харли, не позволено им, так что они не отлынивают, работают скоро, набивая мешки банкнотами, вяжут и выносят в подсобку. А оттуда вниз, через лаз.

Через тридцать восемь секунд в помещении не остается никого, кроме Джокера и Харли.

Где-то на заднем плане к завываниям присоединяются новые — полицейские машины, среагировавшие на вызов, а они стоят и таращатся друг на друга. Харли вся блестящая от побрякушек как новогодняя елка, с обиженной миной. А он с неподдельной ненавистью к ней, такой безрассудной, бесполезной и… все равно красивой.

— Нужно было прострелить тебе коленку, куколка, — шипит Джокер, выдавливая из себя по капле всю ярость, понимая, что вот-вот взорвется — она чуть не угробила их план. — И оставить тут.

— Да ладно тебе, пудинг, — Харли показывает ему язык, алый, блестящий, — я бы и так за тобой поползла. Даже мертвой поднялась и пошла следом. Так что давай. Стреляй, — она берется за его руку и направляет себе дуло прямиком в лоб, куда-то между пустотой и остатками безумия.

— Бам! — шепчет Джокер, но палец намертво прилип к курку. Не оторвать.

— Убил, — ухмыляется Харли. Знает же, что не нажмет. Даже если она будет голой на столе танцевать, даже если она всадит в него весь барабан, даже если пошлет нахуй, он не выстрелит. — Теперь можно идти? А то не очень-то хочется обратно в эту аркхэмовскую дыру.

Она следует за ним по пятам. Верная, чокнутая и со снесенной напрочь крышей, под которой даже тараканы не гнездятся, но все равно совсем не дура.

Ждет, пока он не спустится вниз по лестнице, чтобы последовать за ним. Ждет, пока он не дождется ее там, внизу, по колено в хлюпающей мерзотной жиже канализации. Ждет, пока не подаст руку, как какой-нибудь принцессе, под стать блестяшке в ее волосах.

Харли совсем не похожа на остальных.

Потому что у нее меньше всего причин быть рядом с ним, особенно, когда он хочет вышибить ей мозги. Придушить. Сломать шею. Но она все равно остается.

Женщины, что с них взять.

И ему приходится смириться с этим. Сам сотворил, сам и терпи.

========== Божество ==========

Комментарий к Божество

Уверена, все уже что-то подобное читали, фандом-то маленький. Но пусть будет, красиво же)

Джокер неуязвим. Бессмертен.

Разве может быть слабым и уязвимым божество, попирающее своей пяткой весь Готэм-сити? Смеющееся над красивой мишурой, за которой прячется вся грязь и нищета мира? Разве может оно падать на землю, свергнутое со своего кровавого постамента, запятнанного чужими жизнями?

Джокер не падает, оседает на землю. Мягко и изящно, как будто его костлявая фигура вообще способна на какое-то изящество. Такая уродливая и нескладная, с непомерно длинными руками-ногами.

Кадык горла ходит вверх-вниз, выплескивая на зеленый заношенный фрак красные пятна, Джокер хрипит и кривится, и его бледное лицо сейчас еще более жуткое, чем обычно.

Совсем даже не веселое. Кроваво-красные пузырьки лопаются на губах, а значит, пуля попала в легкое.

Шум куда-то пропадает, сменившись плотной повязкой ровного гудения, и Харли не сразу понимает, что это никакое не гудение. Это она сама визжит. Громко, перебивая все на свете, и совсем не может заткнуться.

Потому что ей страшно.

Джокер пристрелил бы ее на месте, только бы она замолчала, но сейчас не может даже двинуться. Кашляет и захлебывается своей болью, цепляется за красный снег, кажется, собирается встать.

— Нет-нет-нет-нет… — наконец приходит она в себя. Теперь ей еще долго не покричать, разве что шепотом.

Ей даже думать нечего, просто хватается за пистолеты и палит в темноту, туда, откуда прилетела чертова пуля. Палит вслепую, а руки дрожат, рот дергается, оскаливаясь злобной гримасой. Харли же за Джокера готова весь переулок, в котором их словили, раскрошить, а потом развеять по ветру. Вместе с кирпичами, людьми и грязным снегом, в который провалилась по колено. Так и знала, что не стоило им выходить сегодня вечером. Не зря тот сон приснился.