Именем Революции или Брудущим в назидание

— Ему будет нужен переводчик с ослиного.

— Ну, это как раз не проблема. Как мне кажется, среди людей ослов гораздо больше, нежели среди ослов людей…

— Это правда, но только сумасшедший признает, что знает ослиный язык — это же явный приговор! Так что, у нас есть время, пока прибудет официальный переводчик из Осландии.

— Возможно, что ты и прав… — сказал увлекшийся процессом почёсывания Сечка.

***

Оккультный скитайский колдун А Ли сидел в своем персональном, оббитом пурпурным плюшем, купе, находящемся в одном из штабных вагонов-ресторанов бронепоезда наркома по военным и морским делам товарища Троцкого, и читал старинный фолиант под названием «Massa Nigrum vel Concubitus Diabolise», что значит «Черная месса», выпущенный в Аквитании в 1345 году средневековым колдуном и алхимиком шевалье Мигелесом де Пуаньи, сожженным Священной Реквизицией в 1479 году в Ватикане, на бодховых дровах, привезенных из священных рощ Гималаев. Шевалье де Пуаньи был широко известным в узком кругу оккультистом и сатанистом, чьи взгляды оказали огромное влияние на трирского аптекаря Мойше Фридриюховича Маркса, который и передавал сатанинские знания и ритуалы из поколения в поколение, пока один из его потомков не решился проводить сатанизм в жизнь. Священная Реквизиция и братья из монашеского ордена Святого Игнация Лойотты развернули настоящую охоту за чернокнижниками и сатанистами, предавая их самих и их демонические книги всеочищающему огню, а поэтому, это самое настоящее чудо, что фолиант пера шевалье де Пуаньи сохранился до наших дней. Колдун А Ли долго искал этот фолиант, пока не нашел его случайно в одной из древних старообрядческих церквей, что находилась в зачуханной деревеньке где-то под глубоко провинциальным Мухосранском-Залесским, которую скитайские телохранители товарища Троцкого раскатали на дрова для паровоза, расстреляв заодно всех клириков и прихожан.

Очевидной сутью сей демонической книги являлось пророчество о пришествии некоего, сотворенного самими глупыми людьми, существа ещё глупее их самих.

«И придет на свет божий маленький тать, как мохнатый червь без добра и души, — читал А Ли нараспев вслух, — в шкуре и образе неоседланного пророком червя, и станет тогда ложь вожделенной едой и хлебом ненасытных рабов недобожьих, и сплотятся они в стадо, и будут они называть черное белым, и будут они насмехаться над миром праведным, и захотят лицемеры притворством править миром, низводя всякую истину до утробы и непотребности своей, говоря, что ложь и есть истина истин. И когда заговорит тот червь, призывая на хребет свой сына гнусавой мелкой тьмы, предтечи краха человека, сотрясутся небо и земля, и восстанет из тьмы сама картавая тьма, чтобы погрузить мир через кровь в настоящую тьму преисподнюю! И тогда придёт другой, белый херувим из света и поединок меж ними решит судьбу мира сего многострадального, а имя ему Номг вкрадчивый, страшный и великий!»

Чтение книги прервал стук в дверь. А Ли отложил фолиант и отворил дверь — перед ним стоял сам Чио Чаво Саня, улизнувший с Секретного Совещания как раз в момент появления спецназовцев и Командарма. А Ли и товарися Чаво Саня крепко обнялись, как старые друзья, которые давно не виделись.

Когда-то давно — лет сколько-то тому назад, когда Чаво Саня еще не был товарися, а был простым наемным кули — А Ли и Чаво Саня, среди тысяч других голодных оборванцев, подались в комбатанты в добровольческую скорее-скитайскую интернациональную стрелковую бригаду генерала Ху Ли Мяо сражаться против сяпонских интровертов. Однажды, когда бригада стояла на отдыхе под Гаоляном, Чаво Саня и А Ли украли на каком-то поле неспелый арбуз и тут же съели его. От арбуза у обоих друзей очень сильно вспучило животы да так, что А Ли и Чаво Саня опрометью кинулись в туалет, где и провели в муках и страданиях следующие два часа. За это время А Ли прознал про самую большую тайну Сани, но как чрезвычайно боязливо-воспитанный и стеснённый в своих фантазиях бестолковый молодой человек, сделал вид, что ничего не заметил.