Поехали мы на ту же поляну. Посидели вечером у костра, поговорили о том, о сем, но больше об охоте и кабанах. Разные случаи вспомнили, которые или где-то слышали, или где-то читали. У костра, да после рюмашки, каких только историй не наслышишься! От жутких до смешных, и все рассказчики клятвенно уверяют в их достоверности. Но даже зная, что кто-нибудь из приятелей уж чересчур заливает, все равно слушаешь со вниманием, потому что костер, дикая природа, светлое, ничем не загроможденное небо, навивают особый настрой, который в иных условиях никогда не затечет в душу.
Переночевали мы в палатках и приготовились к травле. Расставил я охотников с лайками на номера, а сам с ружьем к клетке. Клетка у кабана узкая, сделанная так, чтобы зверь не мог в ней развернуться. Я решил привязать кабану за ногу веревку метров десять длиной, а за нее – деревянный потаск, чтобы ограничить ход зверю. Как поведут себя собаки, ни разу и духа кабаньего не нюхавшие, не ясно. Еще примут его за домашнюю свинью, а лес рядом: кабану до него минута ходу – потом ищи его свищи в зарослях. Да и вряд ли собаки, если и кинутся вдогонку, враз остановят секача.
Подняли мне дверку немного. Я и стал вязать веревку к задней ноге кабана, а он это почувствовал и как даст копытом – даже дверку погнул. Хорошо, что по руке не попал – покалечил бы. Отбежали все от клетки, и я полностью поднял дверку. Как он оттуда вылетел! Даже толстая деревянная чурка, привязанная в качестве потаска за другой конец веревки, взыграла над травой. Кабан чуть-чуть дернулся назад и пошел к лесу. Но на его пути оказались небольшие кустики ивняка. Потаск и зацепился за них. Веревка запуталась – зверь остановился. А нам надо спускать собак только на бегущего кабана. Они не должны его осаживать, как медведя, рвать, а только сдерживать. Вскинув ружье наизготовку, я приблизился к кабану и стал освобождать потаск, не переставая коситься на черную громадину, то и дело порывающуюся бежать. Только распутаю немного веревку – снова зацеп. И так раза четыре. А собаки на поводках рвутся в атаку, встают на дыбы, оглушают рыком и лаем. У Лехи Камелина был пес Таган, красавец, с родословной от моих собак. Он и сорвался с поводка и за кабаном. Еще одна собака поддержала его. А Леха, на всякий случай, побежал в противоположную сторону, к лесу. Бежит, а сам голову повернул – глаз с поляны не спускает, где его Таган и еще одна сука вокруг кабана вертятся. Бежал, бежал да и врезался в дерево, стоящее в некотором отдалении от основной опушки. Букреев, кинолог из охотобщества, после, у костра, смеялся: «Рубанул Леха лбом березу, отскочил от нее, как мяч, и запах поплыл по поляне тухленький…»
Я дал команду спускать всех собак. Закрутили зверя лайки, все же отличив дикий дух от домашнего. Поставили. Рвут за бока. Разъярились. И тогда я решил дать кабану вольную, чтобы настоящая травля получилась, изловчился и перерезал веревку. Секач и рванул – будто подброшенный пружинами. Но собаки почувствовали свою силу, уверенность, еще злобнее насели на него, и зверь стал кидался на них с приоткрытой пастью. В какой-то момент в кольце собак образовалась прореха. Кабан и воспользовался этим – кинулся к лесу. Допустить свалку в зарослях я не мог – в чаще, собакам труднее увернуться от острых клыков секача, и кто-то из них мог бы попасть под его удары, а это в наши планы не входило: мы проверяли собак на вязкость по этому зверю. Поднял я ружье, взял упреждение и выстрелил. Визг. Кабан закрутился на месте – позже у него оказалась перебитой нижняя челюсть. Собаки снова на секача. А он потерял ориентир от боли, развернулся и на нас с Лехой. Да так стремительно, что я едва успел прицелиться и выстрелить – зверь упал тяжелой тушей чуть ли не под ноги. Мне даже показалось, что земля задрожала. Оглянулся, а Лехи за спиной нет – он на березе. Как туда залез – непостижимо: ствол дерева метра на четыре совершенно без сучков – голый. На что только ни способен человек в диком страхе…
Того, черного медведя мы купили в цирке. Чем-то не стал он устраивать циркачей: то ли не поддавался должной дрессировке, то ли перестал слушаться своего укротителя. Жил он в вольере у пчеловода тепличного комбината, и все ждали дня испытаний. Без меня их проводить не решались.
В середине декабря я вышел из тайги. Погода стояла не сибирская – дождь брызгал, а после него снежок выпал, легкий морозец загулял. Пошел я к вольеру, а рядом с ним, под снегом, оказалась небольшая кучка соломы. Запнулся я об нее, и медведь едва не загреб меня лапой через решетку. Здоровый был зверюга, но тощий. Кормили-то его так себе – лишь бы жил.
Договорились использовать для испытания поляну возле старого омшаника, за городом. Мы с Борькой Прядкиным приехали пораньше, осмотрелись, пустили собак, а они юзом-юзом: под снегом везде лед. Опасно в такой ситуации травить, но все охотники оповещены, и уже съезжаться начали, решили рискнуть – в тайге тоже всякое может быть.