Иметь и не потерять

Лишь на четвертый сезон Макарыч признал меня как стоящего охотника и разрешил охотиться со своим сыном Валеркой. А у Сысолятиных было заведено неписаное правило – заходить в тайгу по очереди, не в одно время. Первый сезон я промышлял с Валеркой на Веселеньком. Подвез нас на лошади, сколько было возможно, его брат Вовка, а там пехом, как обычно. Был конец октября. Погода чудная. Решили – пока чернотроп, ловушки ладить.

Соболь лучше всего на мясо рябчика идет. Разрубишь рябчика на шесть частей и каждую из них с помощью проволоки подвешиваешь на конец наклонной жердины, а на жердину, ближе к приманке, капкан, и тоже его мягкой проволокой вяжешь, да с таким расчетом, чтобы пойманного и свалившегося с жердины зверька ни птица, ни зверь не могли достать. В этом смысле ловушка с очепом еще надежнее, но более опасная: если в такую ловушку попадет собака, что иной раз случается, то погибнет – даже из капкана первого номера ей не вырваться. Мы такие ловушки не делали. Надо сказать, что добывать поздней осенью рябчиков не так просто. Иной раз и сам их не ешь, а на приманку оставляешь…

Как-то раз возвращаемся вдвоем с Валеркой с путика, дождь пошел. И только выбрались на профиль – так у нас называют таежную просеку, слышим, мои собаки залаяли недалеко, и явно на белку. Ноги отяжелели, что березовые сутунки, не до промысла – быстрее бы до избушки добраться да отдохнуть. Но знаю, что собаки мои вязкие, так просто свое дело не бросят, а где их потом искать. Подошли с Валерой к кедру, стукнул он топором по стволу – белка и себя выдала. Я приложился и свалил ее с вершины пулькой. Свалить свалил, да она, падая, застряла в развилке. Как мы ни старались – все напрасно: висит себе на сучке и не падает. Валерка снял тужурку и полез с шестом на дерево. Пока он добирался почти до середины дерева да спихивал белку, затемнело, и дождь усилился. Валерка и говорит: «Пойдем в зимовье Димки Федоренко до нее в два раза ближе, чем до нашей избушки. По путику ее найдем, Я его капканы видел…»

Осенью темень жуткая, хоть глаз коли. Прошли по путику какое-то расстояние и потеряли его, начали крутить и решили: пока еще совсем не потерялись, идти назад, к профилю. Но лес есть лес: черные стволы, что каменные колоны, а вверху непробивная вязь веток. Где север, где юг – неизвестно. Зажгли фонарики, а что толку: свет от них бьет в деревья, кидает разводья теней и еще хуже дезориентирует. Не знаю, как я заметил бледную протяжку где-то вверху, слева, и понял, что это потухает небо над просекой. По ней и пришли в зимовье глубокой ночью – мокрые и уставшие до изнеможения. Кое-как растопили печку, стали сушиться и незаметно уснули.

Очнулся я от громкого лая где-то перед избушкой, растолкал Валерку. Прислушались. Все три собаки исходятся в злобе. Кучум, мой пес, ярится недалеко, Вьюга – в лесу, а Валеркин кобель с другой стороны избушки. Слышим – кто-то по крыше ходит. Притаились. Хотя мы и не из трусливых, а жутковато. Кто да зачем? Кусты затрещали, и лай переместился в сторону. По поведению Вьюги, удравшей в лес, я предположил, что это медведь. Она медведя боялась. Говорю Валерке: «Ты стань к печке, а я открою дверь и со своим ружьем, – тогда у меня был отличный «парадокс», – в угол. Если кто сунется в избушку – тут я его и положу…» Я, конечно, не имел в виду человека. Взял ружье наизготовку, распахнул двери – темень. Слышу, кто-то сопит почти рядом. Вьюга! Сука! Как я ее не шлепнул – нервы-то на взводе были. Тут и кобели наши замелькали в отблесках света от дырок в печной дверке. Уже не лают. Цыкнул на них и затворил двери. Утром встали – снегу навалило по щиколотку. Кто к нам ночью приходил – осталось загадкой.

2

Течет с востока в Иртыш долгая река Демьянка, уходя от болот западного Васюганья в глухие таежные леса и густо собирая в свои воды все таежные речки в округе на сотни километров. Вершина ее почти упирается в истоки Егольяха, самого западного притока реки Васюган, а устье приходится в середину русла Иртыша между Тобольском и Ханты-Мансийском. Один из первых вершинных притоков Демьянки – Тегус, берет начало из восточной отноги Урнинского болота. Вершина его, что птичья лапа, состоит из речек: Малый Тегус, Средний Тегус, Большой Тегус и четвертый «палец» – речушка Еловая. Все они сливаются в единое русло – Тегус, почти в одном месте – с разницей в полкилометра. Чуть ниже их слияния, на правом берегу Тегуса, охотничья избушка. Кругом таежные урманы: частью заболоченные, а частью высокие, гривные, по релкам; хвойные, в основном сосновые вперемежку с березой и осиной. Нередок и кедр с литвенницей… Леса кончаются всего километрах в десяти от берегов Тегуса по правой и левой его стороне и тянутся вдоль них, в северном направлении, обширные болота с десятками и сотнями безымянных озер и озерков, большей частью непроходимые, дикие, глухие…

* * *