Имя: Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы

И все же сказанным о неустранимости «я» говорящего и его одновременной неподвластности субстанциально-образному воплощению, о характерном для имяславия переводе проблемы «образа говорящего» в «говорящие образы» различных компонентов предмета описания, о принципе сочетания в одном высказывании нескольких «голосов» смысловое поле внутренней интриги имяславия не покрывается. До сих пор речь фактически шла – хотя и в интерпретативном «именном» ключе – об инвариантных положениях имяславия, полемическая острота которых комментировалась на фоне чужеродных концепций. Однако та же смысловая интрига сохраняет свою остроту и внутри имяславия. Так, в частности, у Флоренского образ (зрение) занимает иерархически более высокое положение, чем слово (слух), причем не только в философско-религиозном контексте, но и в прямо лингвистическом. Вот емкое в этом смысле высказывание Флоренского: слушая, мы не отвечаем на речь, но, воспроизводя ее в себе, «всем существом своим отзываемся вместе с говорящим на зримые впечатления, ему данные» ⁴. Предмет речи, по Флоренскому, – зрительное впечатление, но, с другой стороны, речь все же каким-то образом передает в своей не зрительной, но «линейной» фактуре и само это зрительное исходное впечатление, и потенциальный голос, имеющийся в этом зрительном впечатлении. Уже ясно, что ни о какой субстанциальной адеквации высказывания и его предмета (как нередко понимается и концепция Флоренского, и имяславие в целом) речь здесь не идет, однако для восстановления все-таки имеющейся в имяславии по этому поводу внутренней интриги необходимо специально рассмотреть вторую из намеченных в начале статьи проблем – проблему способов и форм перехода от нетварного «сверхпервослова» Лосева – к «первослову», от первослова – к «естественному» языку (отдельно – по Лосеву и Булгакову) и, наконец, от образа Флоренского – к «естественному» языку.

* * *

Начнем эту тему с Лосева, так как именно лосевская концепция дает возможность воссоздать необходимый объемный смысловой фон для понимания главных сюжетных узлов внутренней интриги имяславия.

Если максимально свернуть многоступенчатые лосевские рассуждения в этой области, то окажется, что и на уровне «сверх-первослов», и на уровне «первослов», и в «естественном» языке действует один и тот же основной языковой процесс – предикация, с одной и той же основной целью – коммуникацией. Однако, во всех трех сферах эти основные языковые процессы имеют, по Лосеву, свои особенности. На вне и до тварной ступени Первосущность сама дает себе посредством своей энергии Имя, с помощью которого вступает в самообщение. Это «сверх-первоимя» имеет восходящее к разделению сущности и энергии субъект-предикативное строение, причем сущность здесь – в отличие от следующих онтологических ступеней языка – непосредственно входит в свое имя, в том числе – и в его предикативную часть. Здесь и только здесь тезис о языке как субстанции самого предмета речи и – одновременно – самого говорящего имеет полную силу.

На уровне «первослов» (т.е. в точке касания двух миров) мы также, по Лосеву, сталкиваемся с субъект-предикативным строением, но – несколько иного типа. Имманентные человеческому сознанию «первослова» тоже имеют двухчастную (субъект-предикативную) структуру. Инаковость же типа предикации заключается в том, что сущность субстанциально входит здесь лишь в субъектную часть слова, но не в ее предикативную часть (как на вне и до тварном уровне). Более того: само это «первослово» входит в человеческое сознание тоже только своей предикативной частью, сущность же как субъект первослова остается «за кадром» человеческого сознания. Фактически мы имеем «в распоряжении», по Лосеву, лишь энергийное касание Первосущности, которое, будучи по генезису предикацией, подвергается, тем не менее, в человеческом сознании вторичному расщеплению на субъект и предикат. «Субъект» при этом остается «невидимым» (корреляция отсутствию образа автора в его речи), но понимаемым (корреляция неустранимости «я» говорящего). «Предикат» же получает в человеческом сознании новую плоть, новую субстанцию – смысловую, которая отлична и от субстанции Первосущности, и от субстанции «естественного» языка.