Имя: Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы

В связи с вышесказанным не может не возникнуть вопрос о том месте, которое в этой общей лосевской картине языка отводится семантическим и формальным закономерностям, несомненно управляющим функционированием «естественных» языков. Очевидно, что Лосев не распространял их действие не только на уровень до и вне тварного языка, но и на уровень «первослов» человеческого сознания. Почему же тогда, если на двух первых уровнях не действуют собственно, казалось бы, языковые закономерности, мы все-таки говорим, что все рассмотренные сферы, включая и «первослова», являются, по Лосеву, языковыми в своей природе? Дело в том, что родо-видовые отношения строятся Лосевым не от «естественного» языка, взятого за «род», но от «первоязыка», частными видами которого мыслятся различные «естественные» языки. Тоже, казалось бы, не новая идея: она лежит в основе почти всех известных теорий общей «универсальной семантики», понимаемой как не зависящая от всякий раз особых семантических и грамматических закономерностей тех или иных конкретных «естественных» языков. Однако и здесь имеется все же существенная разница. Чаще всего под «универсальной семантикой» понимается область смысла, обособленная, а точнее – обособляемая от языка при любом понимании его спе-цифики. На первом плане в таких концепциях – сочетаемость смыслов как таковых (в основном – логическая сочетаемость), а не способы и формы сочетания смыслов в коммуникативных целях, что у Лосева, напротив, выдвинуто на первый план. Лосев, конечно, не отрицал универсальной семантики (или «логику логоса» в его терминологии), но такого рода универсальные внеязыковые семантические законы оценивались им как осуществленные в рабочих целях частные одномерные отвлечения от многомерных и коммуникативных по своей телеологии реальных связей между «первословами». (Скажем более: все абстрактные интеллектуальные операции над областью смысла не только признавались Лосевым полезными, но и высоко им ценились и – в отличие, скажем, от Флоренского – применялись, однако условие принципиального ограничения реальной сферы компетенции такого рода интеллектуальных операций выполнялось при этом Лосевым неукоснительно.) Взятые же в своем реальном смысловом объеме и в своих реальных функциях типы связей между первословами («платоническими идеями») не могут быть, по Лосеву, классифицированы в виде таксономических групп, поскольку логика и «техника» интеллекта как такового и, соответственно, любого типа классификации в принципе аперсоналистичны, область же языка как «места касания» двух миров принципиально персоналистична. В природу «первослов» входит то, что они и исходят от Личности, и направлены к личности же.

«Первоязык», по Лосеву, таким образом, не тождествен тому, что понимается под «универсальной семантикой». От него к «естественным» языкам переходят не какие-либо частные законы семантической и логической сочетаемости, а только то, что оценивается Лосевым как главная конститутивная черта языка как такового: сущностно-энергийная диалектика, трансформированная – через некоторые этапы – в субъект-предикативную структуру, в сам принцип предикации (или: коммуникации и интерпретации). Этот принцип не зависит ни от чувственной плоти языка, ни от формально-грамматических закономерностей «естественных» языков, наоборот: и то, и другое само находится в генетической зависимости от принципа предикации. Зависимость эта, однако, не абсолютная: в языки переходит именно и только сам принцип предикации, который может получать в частных языках самые разнообразные формы проявления, облекаться в многочисленные вариации грамматических и семантических закономерностей. Характер этих частных закономерностей определяется условиями общения, пресуппозициями языка в целом (например, его мифологической основой) и, наконец, прямо «техническими» причинами, зависящими в том числе и от «меональной» плоти языка. Эти «частно-языковые» закономерности вполне могут, по Лосеву, классифицироваться и обобщаться с помощью разного рода внешних критериев, однако сама предикативность реальной речи от классификаций такого рода все равно ускользнет, поскольку предикация может выражаться в речи через все без исключения грамматические и синтаксические формы, даже – через молчание.