Дорогая мамочка! Уже час ночи, прохладно и тихо (относительно). Была сейчас в театре, английская труппа привезла спектакль по Бруно Шульцу, замечательному польскому писателю и художнику, погибшему по пятому пункту. С некоторых пор я стала любить театр. Не так часто бываю, но видела еще несколько хороших вещей, в том числе была на Берлинской опере «Орфей и Эвридика». Эта штука по Бруно Шульцу напомнила мне мою мечту детства поставить именно так «Танцуйте с нами». Там всё смешано – отец Шульца с чудесами и фокусами, время-оборотень, – 10 актеров постоянно находятся на сцене, есть как бы центральное действие и периферийные, но все происходит одномоментно, таким образом и достигается полифония, – вернулась домой вдохновленная.
До этого работала с детьми, предпоследний урок в этом году.
Дети просто немыслимо одаренные, не знаю, какую программу им выдумать на будущий год. Может быть, сделаю группу одаренных детей, если Иерусалимский фонд будет платить им стипендию, – я-то буду все равно получать гроши, но хоть детей выучу.
‹…› Была у нас Шира[182]
, передавала всем привет, у нее случился тромб в глазу, ходили к врачу, теперь она уехала обратно в Ашкелон. Ночевал сегодня Валя Никулин, худой, потерянный, жена его выставила из дому, наверное, теперь он частенько будет нас навещать. Вообще, полоса грустных людей и видений.Федьке осталось два экзамена, и он – свободный человек свободного мира. С армией окончательно выяснится в начале июля.
Опять прошло несколько дней. Завтра твой день рождения. Попробую дозвониться. Билл не едет в Москву. Он отменил свой план, а жаль.
У нас очень жарко. Сегодня спала на полу, встала среди ночи, нечем было дышать. В Гило на горе жару переносить было многим легче. Думаю, нужно изменить порядок – днем спать, ночью думать.
То, что здесь трудно, – правда, но сейчас везде трудно. Не трудно может быть тем, кто родился в стране нормальной хотя бы относительно, привык к жизни в этой стране, укоренен в ее структуре, как, например, Клавдия. А странствующие евреи, русские, армяне, югославы и прочие нам с тобой известные жители кошмарных стран и абсурдных режимов, – всем в равной мере тяжело.
Израиль – априори – трудная страна. История ее такова. Мне кажется, что я могу жить в любой стране, только не в странах третьего мира и бывшего соцблока, но я буду и там скучать по Израилю, как сейчас скучаю по Москве или Баку, которых не люблю все равно, Израиль все-таки люблю.
Все эмигранты раздражительны – чужой язык, беспомощность, мнительность… Думаю, это было бы и в Раю с ними, – к прекрасному надо иметь вкус, чтобы понимать и чувствовать идеальное состояние предметов и явлений. Попав в рай, эмигранты бы и не поняли, куда попали, в мозгах у них, в большинстве случаев – иностранная каша, а в душе – раздрыг. Везде, где я встречалась с русскими, так было, даже в благословенной Швейцарии.
Пожив там и сям, так и сяк, я убедилась в том, что надеяться можно только на себя, диалог возможен или с самим собой или в акте творчества – с миром, с космосом, с Богом, это уж дело каждого решать, с кем. С людьми трудно, человеку с самим собой не справиться, чего требовать или ждать от людей?
Я спокойно отношусь ко всем выходкам и выкрутасам окружающих, – но на это спокойствие тратятся огромные эмоциональные силы, иногда просто духу нет ни сочинять, ни размышлять, так утомляет общение. ‹…›
113. И. Лиснянская – Е. Макаровой
Доченька! Дорогая моя! ‹…› Твое беглое письмо – турне по Италии, очень выразительно. С помощью довоображения очень ясно увидела тебя в этом, знакомом тебе по открыткам прежде мире. И даже увидела, как вы весело беседуете с Феллини. Вот дела – даже он не может безболезненно добыть деньги для задуманного фильма! Общий спад. А уж у нас – вакханалия спада и распада.
‹…› Как ты чудно написала мне, что в Риме думала о Мандельштаме. Все, что касалось Рима, я прочла поздним гостям вслух, показала твою книгу – чудно издана! Спасибо тебе огромное за кофту и за все. ‹…›
Хорошо, что папа живет почти за городом. Здесь, т. е. в Москве, врачами обнаружена какая-то эпидемия: усталость. Именно так ее и подавали. Люди еле-еле добираются до дому в глубокой усталости. Это и раньше было, но сейчас медицина подчеркивает эпидемию именно эту. Видно выхлопные газы и т. д. и т. п.
‹…› У меня сейчас в комнате, не считая пионов, 16 роз. Так что я чувствую себя 16-летней девочкой, мама которой в Иерусалиме и неизвестно, когда объявится. ‹…›
Ленусенька! Радость моя! Я все перечитываю и перечитываю твое письмо и записку в блокноте, то наедине с собой, то, что чаще, вслух кому-нибудь. Вчера читала Мамеду[183]
. Он с извинительным запозданием привез мне 9 прекрасных роз. Мамедик просто рот раскрыл, когда слушал о твоей встрече с Феллини.