Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Дорогая Мамулечка! Я так за тебя беспокоюсь, сны бесконечно снятся странные, – вчера поздравляли Янку с днем рождения, я спросила, как ты, она сказала, что приволакиваешь ногу, – а какой же это микроинсульт, с какой стороны? Я бы так хотела приехать, но, боюсь, смогу только в конце января, как и писала. Но, если ты хочешь, я вырвусь на 5 дней и раньше. Т. е. между уроками.

По-прежнему жду отовсюду ответа. Вчера, когда я была на работе, звонил Йоран, в прошлый раз он тоже звонил в понедельник, и опять же не застал меня. Наверное, думает, что я работаю без конца и края. Так жаль, что он меня не застал, я очень по нему скучаю, мне кажется, что таким бы был наш Петя, если бы выжил. Веселым, деловым, с очень хорошим ощущением того, что все должно быть, иначе как? Ну, может, позвонит еще. Представь себе, что он так занят (действительно), что телефонный звонок входит в разряд дел. Я думаю, эта деловитость – просто заслон от страха, – здоровый способ предохранения от жизни, в которой не все дела, есть и время для безделья, и для неприкаянности, – западные люди (Йоран один из них) не знают этих неописуемых ощущений, если им приходится их испытать, они сразу бегут к психоаналитику, чтобы он им объяснил, что эти чувства могли бы значить. Йоран, например, типичный неврастеник по природе, сын родителей, нашедших друг друга после Освенцима, отец его потом повесился, а был, как говорит, Йоран, очень веселого нрава человек. Но это неврастеник западного образца, который «лечится» огромным обилием работы и ответственностью за нее. Он – главный редактор Стокгольмского журнала, такого как «Таймс» в Нью-Йорке, – весь в технике, пишет и редактирует там, где находится, посылает по факсу в компьютере в Стокгольм, – вообще в производстве нет бумаг, только экран компьютера, – это очень странно, правда, нет ни одного листочка, но есть целый журнал на экране. И никто на бумаге не пишет. Полная наглядность и полная эфемерность слова. Влияние всех этих технических процессов во время создания текстов на сами тексты на самом деле есть. Мысли сами собой собираются в плотные блоки, голова будто бы работает как обычно, но все же есть разница и в способе мышления, – стремление к законченности сразу. Написал, вычитал, нажал на кнопку, и в Стокгольме уже на полосе (колонка редактора) значится текст.

Журналист сегодняшнего типа должен хорошо владеть своей профессией, нет на Западе никого, кто после тебя вычитывает, нет никого, кто бы тебе сказал: это плохо написано, перепиши. Русская журналистика в этом плане еще пока отличается от англоязычной (другой не знаю), в ней есть разные стили, остальная обращается со словом как молотком для забивания гвоздей информации. Йоран еще в Тель-Авиве прочел мне статью об Ульмане, которую поместил в колонке редактора. Я бы в один присест такого не сочинила. Точно, информативно, умно, всем понятно. Это, конечно, опыт. И западный способ выражения мысли. Никто над этой статьей не заплачет, но все узнают то, чего не знали.

Наверное, скоро наступит время сентиментализма. Люди так пресыщены «информацией» и зверствами на экранах телевизора, что им нужны снова бедные Лизы, но только не в виде сериалов, в какой-то иной форме. Передача чувств, таких как умиление, восторг, влюбленность, – это все ушло… Никаких влюбленностей – сразу ясно, что делать.

18.11.94

Получила твое письмо, такое трогательное, такое распрекрасное, очень было жалко доходить до конца страницы, оставались незаполненные места. Я так рада, что собираются переиздавать книгу про «Поэму», не трогай ее. Если ты хочешь сказать что-то еще, сделай примечания к новому изданию или вступительную статью. В такие тексты если влезешь, начнешь переписывать абзац, кончишь новой книгой.

Я очень-очень благодарна тебе за все, что ты для меня делаешь, только не ставь это своей задачей, мы с тобой имеем одинаковое свойство зацикливаться на чем-то одном, дятломания, – и тогда жизнь вокруг этих точек зацикливания деформируется, теряет масштабность. Мешает думать о другом. ‹…› Давай брать пример с Раисы Сумбатовны и зря не изводиться. Это, скорее, ко мне сейчас больше относится. Ты умница, просто стоик!

‹…› Мамик, пожалуйста, купи микрогаль. Это тебе просто необходимо сейчас. Ну какая разница, когда будет роман. Он уже написан. Баста. Тебе должно хватить денег, я пришлю еще.

‹…› Не беспокойся за меня и за Израиль. Здесь, как и везде в мире, может быть всякое, но все надеются на урегулирование ситуации. Во всяком случае, жизнь здесь после Совдепии имеет хоть какой-то сакральный смысл. Иерусалим – вот смысл. Для человека, связанного с Культурой, с Историей, Иерусалим очень серьезное испытание, при этом, живя в быту в Иерусалиме, просто не отдаешь себе отчета в этом ежедневно, как ежедневно не способен радоваться восходу солнца.

149. И. Лиснянская – Е. Макаровой 19, 21, 23 ноября 1994

19.11.1994