Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Но туда – сколько страху я натерпелась, в особенности от ответственности за Лиду. Потом, вернувшись, накормила Семена и сама поела, и принялась смотреть передачу «Русская речь». Это меня обязал Марк Николаевич[244] (Ирина Ник[олаевна] постеснялась). Ну куда ни позвонишь, тебя чем-то своим нагружают. Ерунда – потратить 40 минут, но меня удивляют люди. Пришло бы мне в голову кому-нибудь говорить – тогда-то и тогда-то слушайте меня или смотрите? Или Семена.

Посмотрела. Увидела Софью Филипповну, которая и привезет это письмо тебе. Она сделала книгу «Введение во храм слова», назвав редактором и соавтором Ирину Ник[олаевну]. ‹…› Книга, которую рекламировали, вся была орнаментирована словесными хвалами православию. Книга, а вокруг нее такой, на нынешний манер, нимб из словес. Вообще, сейчас все под нимбом православия. Даже фашистские сборища. ‹…›

23.2.1995

Дорогая моя, доченька моя! ‹…› Сейчас утро, с крыш, слышу, течет. Это единственные слезы, которые уместны в наше и в лично мое время. Эти слезы обещают приближение весны – скорей бы! «Я, загорода насельница»[245] – рвусь всем существом в традиционные березы.

Я как-то, Семен также заполняли анкету «Вестника» 100 лет Есенину. Позавчера вечером наконец-то объявился – не запылился Никита Струве. Позвонил мне по телефону, очень благодарил меня за ответы на опросник – дескать, все там то, что он бы сам написал, и т. д. и т. п. Недоумевал, что до сих пор ни разу нигде меня не встретил «в свете», бывал всегда короткими наездами, вот и в этот раз прилетел из Парижа на 3 дня, но в следующий раз обязательно хочет со мной познакомиться и т. д. и т. п. Телефон узнал у Кублановского, последний сейчас пишет для «ЛГ» большую статью о Семене. Прекрасно, пишет он статьи хорошо, в особенности здорово написал о Георгии Иванове и Жуковском. Вообще, Кублановский превратился то ли в обозревателя-критика, то ли в публициста. Потихоньку двигает и мою книжку «Избранное». Кажется, художница заканчивает обложку, я ей не звоню. Думаю, сделает – покажет. А Юра мне звонил, чтобы я продиктовала 2 строки обо мне Бродского, дает и из письма Солженицына последний абзац – это все вместо аннотации. Главное, что-то движется, но найдет ли издательство деньги на печатанье, на типографию – это большой вопрос.

‹…› Стараюсь представить себе, какая у вас погода, кто и что из моей семьи делает, что и кто цветет. Фантазии не хватает. Опиши мне, если будет время. Напиши, как проходит выставка, и про все дела и недела. «Недела» – это тоже неплохо. ‹…›

27.2.1995

‹…› Сегодня грозятся меня взять на вечер Босенко в ЦДЛ. Для меня это очень тяжелое дело. Думаю, мой страх перед многолюдьем усугубился почти пятимесячным, даже больше, невыезжаньем из дому. Сегодня постараюсь это преодолеть, это надо преодолеть. Я бы не решилась еще на преодоленье, как бы не полный казус, недавно происшедший. ‹…› Мне вдруг позвонила Тоня Кузнецова[246] и сказала, что 7 апреля хотят устроить мой вечер (кто, где, не знаю) в каком-то культурном центре на «Пречистенке». Я согласилась, ибо один вечер по настойчивым звонкам и просьбам Бови я ей обещала. Обсудили со мной афишу. Только я положила трубку, как вспомнилась мне Босенко, не могла не вспомниться, т. к. Т. Кузнецова и И. Босенко из подруг стали жуткими врагинями.

И вдруг я вспомнила сон, очень похожий на явь, и стала рассказывать его Изольде: «Удивительно. Я такого реалистичного сна с подробностями никогда не видела. И если бы не Кузнецова, не вспомнила бы. Мне снилось, что я звоню Босенке неизвестно почему, а та мне говорит, что у нее в ЦДЛ вечер в конце месяца. Я обещаю быть на нем, – вот когда вы поете, мне интересно, а так сборища меня только утомляют. Я даже, вот вам доказательство, за собственной премией им. Мандельштама не поехала, машина была. (С премией она меня тоже поздравляла.) – Так как вы думаете, Изольда, м.б., это и не сон? Уж очень разговор последовательный, мне такая реалистичность никогда не снилась!» Изольда сказала: «Да, Инночка, безусловно, это вам приснилось, с чего бы вы вдруг стали звонить Босенке?»

Но это меня затревожило, я решила позвонить Босенке и весело ей рассказать про свой сон. Позвонила. И что же? – «Инна Львовна, какой это сон, вы мне позавчера действительно звонили, у меня 27-го вечер, я за вами пришлю машину. Я так рада сегодня слышать ваш бодрый голос, а то позавчера вы говорили по телефону так сухо и странно, что я очень расстроилась, хотя вы обещали приехать на мой вечер». Ну и дела, подумала я, а ей сказала: «У меня был очень тяжелый разговор телефонный, какой и с кем, вам не могу сказать. Видимо, я перепила лекарств и почему-то позвонила именно вам». Но я это вспомнила как сон и сегодня рассказала Изольде.