Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

А ты – всего лишь бабочка, поскольку
Ничтожна разница меж днем и веком,
Случайно ты зовешься человеком,
Орфееву играя рольку,
Перебирая палевые струны,
Которые паук в саду расставил.
О чем скорбишь, не оскорбляя правил
Ни музыки и ни фортуны?

О чем скорблю? О пламени, влекущем

Сгореть дотла. Сказать приспело время:
Мы шар земной, а не подсолнух лущим, –
Земля не более чем семя
В системе солнечной…

22.4.1995

[254]

160. Е. Макарова – И. Лиснянской 10–11, 15 мая, 1–2, 19 июня, 6, 9 июля 1995

10.5.95

Мамик, привет! ‹…› После Москвы спала 16 часов подряд и внутренне продолжаю спать и сейчас. Я ужасно извиняюсь за наш последний разговор по телефону – меня взбесило то, что я не могла расслышать ни одного слова и что из Москвы в Москву надо кричать, тогда как из страны в страну за деньги слышно хорошо. Ты знаешь, что мелочи иногда меня выводят, если они имеют какой-то добавочный смысл. В данном случае у нас была нормальная возможность нормально поболтать, но нас ее лишили. То же самое в аэропорту – не было ни одного телефона-автомата, и было навалом свободного времени, чтобы позвонить тебе. Но ты меня понимаешь, я отвыкла от мелких бяк на каждом углу, и то, с чем вы как-то примирились, для меня тяжелей всего.

Дома все прекрасно, Маня стала учиться, к моему приезду она с подружками убрала всю квартиру. Я получила половину денег из Швеции, а также план выставочного помещения.

11.5.95

Мамуля, я что-то совсем сбилась с толку, долго тебе не писала, а потом у нас случилось одно очень нехорошее дело – Федя в темноте сбил пожилую женщину, которая переходила не по переходу, и она в больнице, в довольно пока тяжелом состоянии. Это ужасный шок для всех. Вот жизнь, каждый раз кажется, что вот с этим справился, и с этим разобрался, и это как-то прояснилось, потом бах – и что-то такое, что только в кино видел, случилось, и долго не можешь поверить. Эти четыре дня после аварии кажутся мне огромным сроком – но я уже понимаю, что время постепенно начинает приобретать привычную скорость и теперь оно начнет тянуться судами, разборками, адвокатами, – и это надо будет вынести. Федя не виноват. Его вина лишь в том, что он отреагировал с некоторым опозданием, с опозданием в долю секунды. И вот во что обошлось ему это.

Больше всего я опасаюсь душевной травмы, тем более что Федя ведет себя очень разумно, по-мужски, но он ведь еще не совсем взрослый человек. Он занят, к счастью, срочной работой – переводом пьесы Каледина[255] на иврит для Иерусалимского фестиваля. ‹…› У меня по-прежнему очень много работы, но я где-то стала сачковать, нет сил, и все то, что не срочно, откладываю. Мелкие и крупные недоделки в каталоге и выставке, кое-что по фильму недостаточно проработано, надо бы лучше, но ладно. Мне звонили из Москвы, просили что-то про Терезин для «Огонька», список моих публикаций в Москве на эту тему, но у меня нет ни времени, ни сил ответить, потом, когда пройдет юбилейная кампания, и, если это им и тогда будет нужно, я отвечу, сейчас отказываюсь буквально от всего, что предлагают. ‹…›

Только что звонили шведы, и я говорила с культурным атташе, который был на приеме у моих шведов, – атташе на иврите сообщил мне, что он такого не видел сроду, – целый дворец отдан под коллекцию никому не известному в Израиле, и ему в том числе, кибуцу «Бейт-Терезин». И будет издана целая книга, которую я написала за два месяца. Притом книга, которую никто бы не написал кроме меня, почти все эти материалы никогда никем не изучались. Можно и похвастать. ‹…›

15.5.95.

Вроде все улучшается с нашей пострадавшей, но теперь немного приболела Манька, вирусное что-то, надеюсь, к моему отъезду уже у всех все будет в полном порядке. ‹…› При всех шоках внутри у меня радостное настроение. Впереди фильм про Фридл, Стокгольм, где идут феерические приготовления к выставке – они разворачивают там огромную культурную программу, начиная с оперы Ульмана в живом исполнении и кончая циклами лекций, фильмами, конференциями и пр. Я мечтаю уже о том дне, когда все будет готово и Вилли скажет свое слово со Стокгольмской трибуны. Он заслужил. Да и мои старушки, сколько бы ни морочили голову, стоят обедни. Затем, надеюсь, придет черед Швенку, а потом… В 96-м году, надеюсь, образуется свободное время и какие-то деньги впрок, чтобы писать, если будет что.