Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

С переводами для «Иностранной литературы» морока, все равно все приходится за всех, кроме Феди, переписывать. Вчера 12 часов переписывала дурацкий рассказ в плохом переводе на дурацкий в хорошем. Вот когда я это делаю, то чувствую, что не забыла русский язык, это одно только и радует. ‹…›

1.6.95

Дорогая мамочка! Надеюсь, ты получила мое предыдущее сумбурное письмо.

Семен Израилевич, я так хотела приехать на вручение премии, даже думала из Праги, но была проблема с визой, ее нужно было ждать, а в моих возможностях было вылететь утром и ночным самолетом обратно в Прагу. И вот – курьез – в обе страны нужны визы, – помните фильм «Закон есть закон» с Фернанделем, где дело происходит в пограничном городе, – никуда мне не нужна виза, даже американская у меня пожизненная, а в Россию и Чехию, самые «безграничные» для меня страны, – потшебуе…

И я не знала, куда позвонить. Но, думаю, там и без меня народу хватало, хотя я знаю – народ – народом, а родные люди – родными людьми.

Я слышала от папы про Мишу, что тут скажешь… Поцелуйте его от меня, у нас с ним как-то всегда были хорошие отношения, отсюда я могу только одно – сказать евреям в синагоге, чтобы молились за него, если вы или он сочтете это уместным. Я представляю, как вам с мамой все это тяжело, лучше бы мне быть рядом, да вот…

Мамочка, теперь тебе. Ночь, как и полагается по расписанию. Прожит долгущий день с кучей всяких мелких и серьезных дел, скоро я опять улечу, через четыре дня. В Праге было очень напряженно, режиссер, оператор плюс 10 человек чешского телевидения, суета вокруг Фридл, никакого проникновения в суть, я очень изнервничалась, мне казалось, что Фридл тоже злится на такое, по сути, глупое занятие, как документальное описание ее жизни, однако процесс неостановим, и я должна просто стеречь Фридл, вот и все. А они пусть снимают всякие глупости, типа поездов на всех станциях, – так что я улетела от них, они теперь в Вене, а я с нормальной Фридл в Иерусалиме.

‹…› Говорила сегодня с папой, он просит помочь ему материально, просит поговорить с девочками, чтобы они освободили квартиру. Говорит, что у них только две пенсии, на которые не свести концы с концами. Я ему верю. Буду посылать деньги, но с девочками не знаю, как говорить. ‹…› Здесь какая-то неувязка. Ведь ты же понимаешь, что мне ничего не жаль, но мне неприятно быть автоматом для выдавания денег, не хочется, чтобы ко мне так относились, потому что это, в первую очередь, развращает тех, кто получает незаработанные деньги из «живого» автомата. Квартира у них есть, телефон есть, деньги им приходят, – я бы так жить не смогла, скажем, но многие бы очень даже были довольны. ‹…› Папа – другое дело. Это реальная ситуация, и я ему с радостью буду помогать. Ну да ладно с этим.

На самом деле, у меня пока все идет как надо, по плану, и я надеюсь, что освобожусь на пару недель к середине сентября, и тогда… Или буду спать, или собирать грибы где-нибудь в лесу в Швеции, – не знаю, но я так этого жду. Тишины, никаких срочных дел, никаких расписаний, факсов, английских текстов, иврита с чешским, – тишина по-русски, в лесу, или на берегу моря, ни с кем ничего не обсуждать и не принимать никаких решений. Смотреть на деревья, знать, что мое присутствие сейчас нигде не требуется, все обходятся и радуются тому, что я отдыхаю. Во мечта!

С «Иностранкой» продвигается туго, качество переводов, которые я редактирую, оставляет желать, и, как и в тот раз, часть просто приходится переписывать заново. Я вернулась из Праги 28-го утром (ночь в самолете), днем я уже сидела за компьютером, на следующий день работала в музее, вечером снова переводы, сегодня тоже по полной мере, – быстро все не выходит. Остаток доделаю, вернувшись из Стокгольма. С 14 по 24 июня (день рождения!) я должна отослать все в Москву. Трудно это даже представить, но так и будет. Закон есть закон.

2.6.95

Утром в наших окнах такая красота, цветет прямо передо мной какой-то куст курчавыми белыми облачками, если бы не выставка, я, пожалуй, готова была бы нечто присочинить к уже имеющемуся, но пока коплю. Прочла интервью Каледина здесь, еще раз с облегчением вздохнула, что я не там, что ни к кому там, кроме вас, не имею отношения. Стыдно, что русский писатель так морально выродился. Хорошо с чужбины смотреть на чужое, тяжело, когда это живет близко, вот такой Каледин с белым «мерседесом» и соплями по поводу тетки Машки Калединой[256] из деревни. Ну да будет! Вчера вдруг попался в руки «Чевенгур» с растерянным лицом Платонова в «Имка-Пресс», прочла несколько страниц – причудливый случай в истории – космический писатель с закодированным для иностранцев языком, как такое перевести, кто знает советское наречие? Или случай Джойса, и нужна книга примечаний?