Переделкино было поставлено вверх дном! А я-то его, как это ни странно прозвучит, просто спасала от психушки. Он был на грани. М.б., его эйфория передалась и мне, и я перья распустила, особенно после его отъезда. А сейчас, как мне передавали, он бегает по Москве и говорит, что Лиснянская – его лучший друг и после него, гения, лучший поэт России. И что я ему в 7 утра ежедневно варила кофе. Это он мне кофе подавал в 9 утра. Но благодаря Рейну я не только, как выяснилось, в ту осень получила премию от «Ариона» и деньги на книгу «Из первых уст», но и здесь большой холодильник. Он напал на главную хозяйку ДТ. Как это так? У вас живет самый большой поэт России без большого холодильника в номере?! Это чудо, ибо жить без холодильника, будучи без питания – невозможно, свершилось на следующее утро после рейновского крика. А до этого я робко несколько раз просила в течение 3-х месяцев – безрезультатно. Пребывание Рейна в Переделкине я назвала рейнизацией всей страны, чему смеялся Рейн вместе со всеми. ‹…›
216. Е. Макарова – И. Лиснянской
Мамик! Вот незадача – я теперь вместо русских букв все тычусь в английские – после этой работы по структурному анализу лекций, где все по-английски, сбиваюсь. Но пару минут – и я здесь, в русском пространстве снова – вот ведь чудеса в решете – эти языки – они и в мозгах какую-то создают суету и мельтешение – привычка переводить в уме туда-сюда – цирк словесный – мешает. Но не так, чтобы уж допекал.
21 уезжаю снимать фильм про Мауд и ее детскую любовь. На 10 дней. Впервые попаду в Освенцим, эту страну я изучала по картам, текстам и рассказам – теперь мы поедем туда с Мауд. Будем в Праге и Простееве, городе, где жило много евреев (родина Мауд), а также в Берлине, – я могла бы остаться в Европе на подольше – архивы – но хочу быть дома на Федин день рождения.
Мысль о даче несколько дней облаком стояла или витала – вот бы, вот бы – да куда мне сдвинуться – я теперь только со своими архивами могу перемещаться, чтобы писать, а они занимают полкомнаты, да еще компьютер… Сейчас объясняла Феде, что я хочу понять, занимаясь историями лекторов и их лекций. Объясняя, поняла сама.
Стало быть: кто-то выбрал людей по какому-то признаку (враг народа, альбинос, еврей, повышенное содержание холестерина, неважно) – выбранные и высланные вон, отстраненные от привычного хода жизни, профессии, имущества, – должны создать новую «общественную» структуру. Они, лишенные свободы выбора в прежней структуре, выметенные из нее, обладают свободой выбора в той ситуации, в которой не по своей воле оказались (любить кого-то, делать что-то и пр.). То есть они люди. И они должны оставаться людьми – мыслить, действовать и в этой ситуации.
Просветительская их деятельность не прямо связана с профессией – только 40 из 400 лекторов были профессорами университетов и читали лекции, – остальные – люди самых разнообразных профессий в прошлом. Они или связывали темы с тем, что они делали, или, скорее, удалились в область тех интересов, которым не отвечали прежде, – банковский служащий читал лекции не о банковском деле, а об Аристотеле и Каббале, к примеру.
(Мы с Федькой сейчас видели затмение луны, луна с тенью – выглядит как мяч надутенький – говорят, это земля бросила тень на луну.)
Что из всего этого следует дальше – если разобрать структурно названия лекций (для этого я выбрала 50 параметров – крупных и мелких) – можно увидеть по частотности, что в первую очередь занимало умы этих людей, как от года к году изменялось соотношение главных тем, – и после всего нарисовать картину ментальности целого общества. Такого вот специфического общества, причем специфика его в данном случае – выбор по расовому признаку, в другом могла бы быть по социальному – враг народа, и т. д.
Круг мыслей – плацдарм идей… Это – характеристика как исторической эпохи, так и выделенной в ней группы. Знаю, что вторгаюсь не в свою область – такая работа – предмет для психосоциологического исследования, но и знаю, что никто, кроме меня, это сделать не может, поскольку мне известны истории жизни 400 людей, и, таким образом, могу сказать, что ряд лекций просто названы так, иначе их бы запретили, что говорилось в них совсем о другом, например, обстановке в Берлине. Напр[имер], лекция – Берлинский Аквариум – конечно, это бред, – я смотрю на график транспортов, на дату, когда лекция прочитана и говорю, – нет, пришел транспорт из Берлина, пришедший был приглашен прочесть якобы лекцию, а на самом деле все хотели знать настоящее положение дел в Берлине, вот и все. То есть на формальный анализ именно я имею право, так как знаю, что происходило. Историю вопроса, говоря по-нашему.
Кстати, насколько мне видно сейчас, темы речей в Терезине и нынешние, в Израиле, близки по содержанию. Это настораживает. ‹…›
217. И. Лиснянская – Е. Макаровой