Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Мамик, привет! Пишу тебе среди альпийских гор и лугов, а также озер. До чего же здорово я провела это время – 3000 км на машине, по горам Австрии и Швейцарии (Леша за рулем), были в Мюнхене, Вене, Базеле, Цюрихе и замечательном Грундлзее, – место действия в моем романе, – столько интересных людей, работ Фридл, архивов, музеев, – в одном из них, в Базеле, видела потрясающую выставку Гольбейна, просто все так хорошо, – правильно сделала, что решила уехать в Европу и что взяла с собой Лешу – рулить, снимать на видео и делать фотографии.

Я чувствовала себя просто примадонной, – лучшие дома европейских людей, природа, книги, библиотеки – мой мир, о котором можно мечтать только в сказках. Но – любишь кататься, люби и саночки возить – пора садиться писать. От обилия материала и историй голова идет кругом, да и на свежем воздухе тоже так хорошо!

Здесь много тучных коров с колокольчиками, звон идет по горам и долинам, какая-то коровья симфония, много ягод и грибов, – это уж точно Фридл мне подарила, все ее работы (200) оказались здесь, живут в красивых домах. Я лежу на красивой кровати, а передо мной ее пейзажи и цветы. Семейство Адлеров – это аристократия из Берлина и Вены, некоторая чопорность, но зато сколько они знают о времени и людях, которые меня живо интересуют. Например, был такой очень известный венский искусствовед Людвиг Мюнц, Фридл с ним дружила, он писал книги о Караваджо, Рембрандте, Гёте, Брейгеле, о творчестве слепых и т. п., – так Адлеры помнят его! Тучный, с сигарой в зубах, громко хохочущий. У Адлеров есть фотографии и все его книги. Это тоже очень важно, так как в 30-х годах эти люди определяли уровень Венской школы, отношение к искусству и т. д. О ком ни спрошу у Адлеров, получаю ответ.

Утро, солнце, горы. Пью кофе на третьем этаже и строю планы на сегодняшний день: 1. Попросить старые фотографии и порыться в них для каталога. 2. Поехать в соседний городок, отпечатать цветные фотки. 3. Найти в домашней библиотеке книги, которые Фридл цитирует в письмах.

Мамик, мое письмо опять же из-за отсутствия компьютера выглядит таким куцым, что боязно даже отсылать тебе его, но, с другой стороны, ты порадуешься, что мне хорошо и покойно на душе, никаких осколков и пулевых ранений. Видимо, такая вот жизнь, среди гор и озер, с книгами (еще бы компьютер сюда!) мне по плечу.

Надеюсь, что ты работаешь, молодец, что похудела, теперь мои вещи тебе будут впору. Как Семен Израилевич?

213. Е. Макарова – И. Лиснянской 28 августа 1997

28.8.97

Дорогая мамочка! Только отправила тебе письмо, получила твое, восхитительное, по почте. Ты в зубах! Похудела! Почти ничего не болит! Пишешь стихи!

У нас сегодня тоже очень хороший день, с Маней. Она наконец поняла, что ей нужен аттестат зрелости, и мы пошли с ней в школу-экстерн, где подписали договор, что без аттестата ее оттуда не выпустят. Она подписала условия, не пропускать занятий, учиться, учиться и учиться. Теперь это стоит 7000 шекелей, немалые деньги, но я готова работать 48 часов в день, чтобы у Мани был аттестат зрелости, чтобы она вошла в режим, – надеюсь, что она нас не подведет.

Спасибо тебе за добрые слова. Они мне очень помогают. Окрыляют.

Сейчас, когда снова пересмотрела работы Фридл, разбросанные по Швейцарским Альпам, живущие на полках игрушечной прелести дома, в венском ателье архитектора Шрома, ее стулья, лампы… – представила, как она любила своего Зингера, а потом с мужем Павлом, который ее любил, ходила по детскому дому и перестраивала нары с трехрядных на двурядные, – этакая Джульетта Мазина, попавшая на какой-то дьявольский карнавал, – одна, без маски.

Или человек по имени Хуго Фридман – от него не осталось ни лица, ни фигуры, известен возраст, темы лекций в Терезине – Хуго Фридман, будучи в Терезине, изучал историю архитектуры этой крепости – и каждую неделю просвещал непросвещенных узников о псевдобарочных скульптурах и структурах фортификаций. Чтобы знал народ историю места своего заключения.

Меня очень заинтересовал человек, который в тесном, набитом людьми пространстве рассматривал устройство стен и кубатуру казарм – думала, он был историком искусства. Ан нет. Доискавшись в венских архивах до немыслимых документов – перечня изъятых при ариизации имущества вещей и денег (1939) – читаем – он был владелец текстильной фабрики – и у него был дома (описание имущества в каждой комнате по отдельности) музей – даже картина Рокотова, но в основном венское барокко (поэтому в Терезине он читал лекции о барокко) – представь себе, такой человек, потерявший все свое имущество, находил в себе силы и интерес исследовать архитектурные особенности Терезина, читать лекции и сетовать, что ему недостает архива и источников.