‹…› Леночка! Вчера посольство и Сохнут прислали за нами машину – Новый год! – гостиница «Украина». Приглашал именно Феликс Дектор. Доча, помнишь, как тебе сказал однажды Герман Плисецкий: «Когда твоя мать входила, мужчины трупами падали по обе стороны». Вот так было и в «Украине», знакомые дивились, какая я красотка, а незнакомые – пялились. Ренессанс! ‹…›
Детка, посылаю тебе «Общую газету», там интервью с нами, естественно, смешное. Все важное – выжали. А важное – было. Поэтому мое рассуждение об идеалистах и циниках как-то повисло. Ну, ничего. Сейчас придет к нам Рассадин, к обеду. Так что я пойду ублажать Семенова, а теперь – странность, и моего поклонника, конъюнктурщика. Тут я написала смешнушку – «Куплеты Чарли», – пошлю тебе. Я по-хулигански дала в «Знамя» (они Семена и меня опрашивали, что мы думаем о «Знамени»), такое окончание. Цикл, который я готовлю для «Знамени», хочу закончить стихотворной шуткой.
Рассадин ушел, оставив меня в не очень хорошем настроении – я прочла свои «Куплеты Чарли» – разругал, дескать, кроме одной, ведущей строки, остальное надо передумать и дописать, дескать, я такой большой поэт и т. п. и т. д. Но это не просто меня огорчает, а останавливает. Видимо, я зарапортовалась в своем веселье и красоте.
‹…› А с другой стороны, тот же Рассадин сказал Семену: «Нет, Семен Израилевич, Инну уже нельзя учить, вы, в данном случае – Баратынский, а она Мандельштам». Это касалось двух строк моих, из-за которых мы спорили. Семен сказал: «Ты должна писать как Пушкин», я это при Семене же сообщила Рассадину и прочла четверостишие, каким я тут же ответила Семену:
218. Е. Макарова – И. Лиснянской
Дорогая мамочка! Это был, наверное, самый мой долгий период молчания (в письмах). Почитала «Континент», начала, конечно, с тебя на обложке – как говорят Маня с Федей – круто! Статья про тебя впечатляет – многое автор[382]
подметил точно, хотя я его стиль не люблю, – мне кажется, это первая такая аналитическая разборка, хорошо сказано про меру и безмерность, про твои антиномии, – важно, что такая статья вышла, не только, что приятно, именно важно. И то, что он обращается и к «Шкатулке», и к предшественницам, – то есть дает фон, на котором ты как поэт развивалась, – я тебя поздравляю! Письма твои меня тоже очень порадовали, – Томин парик, мое пальто, ремонт в лоджии, – видно, что у тебя светлая пора, и ты ее заслужила. По всем статьям. ‹…›За это время произошло столько событий всяких, в основном связанных с мистическими совпадениями, с какой-то обострившейся проводимостью – слышу много, предугадываю вещи, – это и в тебе развито очень. Все вокруг истекает словами.
В главных кинотеатрах Иерусалима, Тель-Авива и прочих местах показывали фильм про Швенка. Много людей. Все говорят. С одной стороны – я хотела, чтобы про Швенка знали, – и добилась, каторжными усилиями. С другой – это не тот Швенк, о котором я хотела рассказать. Это Биллин Швенк. Ни сарказма, ни шуток, от которых рыдаешь. ‹…›
Сейчас говорили с Маней о 21-м веке. Это им задали – подумать над будущим. Я спросила ее про 20-й, какие пять самых важных событий произошли, по ее мнению. Маня сказала: атомная бомба, катастрофа, компьютеры, сексуальная революция. Пятое самое большое событие она разгадала с моей наводки – про революцию. Маня не знала, когда была революция в России, в прошлом веке или нынешнем. Узнав, что в 20-м, она согласилась со мной – построение и развал коммунизма. В 21-м веке, по ее мнению, все будет в системе Интернет, телевизоры, вся служба информации будет идти через компьютер, а потом кто-то изобретет вирус и вся система информации блыснет. Мир впадет в панику, это вроде потопа, так она себе представляет, – и или погибнет совсем, или изобретет антивирус, или начнет все с начала. Маня думает, что в 21-м веке воспитание будет жестким, что деньги будут идти на науку, в основном, что гуманитарии будут в загоне и философия будет развиваться только в связи с наукой, – вот такая картина будущего. ‹…›
219. Е. Макарова – И. Лиснянской